---

В самый кровавый день рижских баррикад я провожал девушку в другой район и возвращался домой на вечернем шестом трамвае. Когда трамвай остановили, пассажиры не сразу поняли что к чему.
 

---

«Выходите, все выходите! — остановившие трамвай милиционеры в штатском по-латышски говорили не очень уверенно. Что неудивительно, процентов на 80 милиция состояла из русскоязычных. — Впереди стреляют, ехать дальше опасно! Идите в город!»

Небольшой пестрой толпой мы идем в старый город. Кто-то сбивается в компании, кто-то идет сам по себе. Над домами видны росчерки трассирующих пуль. Слышны звуки очередей и одиночных выстрелов.

«Это самоубийство — идти на Домскую площадь, — горячится лысеющий очкарик, обращаясь к супруге. — Там же все собрались как на блюдечке, их же всех одним танком передавить можно! Один дурак с пулеметом их всех положит!»

«Откуда у дурака пулемет?» — неуверенно возражает его жена в пальто и шляпе рижского производства, но послушно уходит за ним в сторону…


На страже cвободы

Я — молодой, глупый, романтичный. На голове прическа а-ля воронье гнездо, на плечах куртка из искусственной кожи, руки оплетают напульсники. Не для пользы, для красоты. На одном надпись «свобода и демократия», на другом — «гласность и перестройка». В общем, классический подросток-неформал.

Как такому после недавнего прочтения романа Гюго «Отверженные» не встать на защиту свободы? Конечно же, я был за отсоединение Латвии от СССР, поскольку, как мне казалось, навести порядок в маленькой стране гораздо проще, чем в большой. Это мнение было очень популярно.

Митинг Народного фронта Латвии (предлагающего отсоединение) тогда собрал 700 тысяч человек, а митинг Интерфронта (противников отсоединения) собрал только 10 тысяч. Уже через несколько месяцев меня, родившегося в Латвии, сделают негражданином и включат приснопамятные «окна натурализации». Но это потом, а сейчас я, кажется, готов сложить голову за идеалы.

В общем, конечно же, я оказываюсь на Домской площади, где ярко горят костры и люди напряженно всматриваются в небо. Людское море волнуется, не решаясь ни бежать, ни оставаться. (А вдруг все обойдется? А вдруг там еще хуже? Да разве можно все теперь бросить? Как потом в зеркало смотреть?)

Вся площадь перегорожена грузовиками, возле здания Сейма установлены бетонные блоки. Нелепо, наивно, прекрасно. Смести эти баррикады танку? Да раз плюнуть.

Но колхозники со всех латвийских окраин приехали в свою столицу защитить свой парламент. Машин столько, что большинство их стоит по обочинам на въездах в город, нет возможности все их использовать на баррикадах. Больше всего спросом пользуются лесовозы — их груз можно пустить на дрова.




Подготовка к блокированию на мосту в Вецмилгрависе, архивное фото 1991 год
 

---

Зачем мы строим баррикады

Зачем Рига строит баррикады? Ну как же! 13 января силами ОМОНа взят штурмом литовский телецентр. 18 погибших, сотни раненых. Латвийский Верховный Совет осуждает захват и стихийный митинг, собравший 500 тысяч человек (более четверти страны), поддерживает своих депутатов.

Митинг перерастает в бессрочную акцию поддержки, которая выливается в баррикадирование Старой Риги, зданий Верховного Совета и правительства.

14 января рижский ОМОН совершает ряд нападений на защитников баррикад у мостов в Вецмилгрависе и на Брассе. Избиты несколько человек, сожжено 17 автомобилей.

В ночь на 18 января, когда я, выгнанный из трамвая, вдохновенно мерзну на Домской площади, рижский ОМОН штурмует МВД. Это перестрелка у МВД загнала меня в Вецригу и заставляет думать о долге, ценности свободы и жизни.

Не примкнув ни к какой компании и изрядно промерзнув, я отправляюсь домой. Меня душит стыд, и я молюсь, чтоб во время моего отсутствия никого на площади не убили. Лучше, чтоб вообще никто не пострадал, но главное, чтобы не получилось, что я позорно сбежал.

Мама рассказывает, что возле нашего дома, на пересечении Элизабетес и Янки Купалы, видно, как ложатся трассирующие пули.

Потом, спустя годы, мы долго ломаем головы, как же пули могли летать в нашем районе, ложась от Пулквежа Брежа до Янки Купалы? Логика говорит, что никак.


Случайные жертвы или пламенные борцы?

С утра становится известно, что погибшие все же есть. Не на Домской, а почему-то на Бастионной горке. Убиты кинооператоры и случайный школьник не милиционерами, не омоновцами, а какой-то диверсионной группой.

Впрочем, про диверсионную группу станет известно спустя несколько лет. Один из знакомых расскажет, как, возвращаясь домой, видел, что из обсерватории университета во время штурма летели трассирующие пули.

Кто оттуда мог стрелять? Куда? Зачем? Непонятно.

Наши жертвы: двое операторов в парке у Бастионной горки. Русский милиционер в здании МВД. Случайный школьник на улице Екаба, недалеко от маршрута, где я пробирался ночью домой.

Кто их убил? Во имя чего? Кто отдал приказ?





Единство народа

Благодаря этим смертям защитники баррикад получили колоссальное моральное преимущество. Через несколько месяцев Латвия при поддержке большинства провозгласит независимость и начнет новый путь.

А пока 19 января на заснеженной Домской площади аншлаг. От желающих защитить свободу яблоку негде упасть. И это несмотря на то, что вчера вечером во время перестрелки по телевизору выступал Анатолий Горбунов, рассказывающий о том, что свобода защищена и можно расходиться.

Работники городского музея вместо работы целыми днями напролет готовят бутерброды и кипятят чай для защитников баррикад. Продукты привозят предприятия, приносят люди. Особенно трогательно выглядят бедные пенсионерки, несущие кирпичики черного хлеба. Все для свободы, все для защиты Отечества.

Тогда я впервые увидел страх латышей перед русскими. Это было настолько непонятно местным русским, что совершенно не осознавалось. Для местных русских это был просто выбор свободы, выбор пути.

А вот латыши… Многие латыши понимали, что наказанием за такой разгул вольницы могла быть высылка в Сибирь. Жива была во многих семьях память о советской борьбе с инакомыслием. Русские, ставшие местными недавно, об этом просто и не догадывались. А для латышей превозмочь страх и прийти на площадь действительно было моральным достижением.

Возле костров слышны песни, чаще на латышском, но, случается, и на русском. Многие греются горячительным. Народ един как никогда.

Наибольшее возмущение у костров вызывают московские туристы, не разобравшиеся в ситуации и закусывающие бутербродами, предназначенными защитникам баррикад. На лицах туристов недоумение. Если всех угощают, то почему им нельзя?





Опасность мнимая и реальная

Ах, как прекрасна эта картина, и как она здорово совпадает с тем, что рассказывают, к примеру, в Музее баррикад. Все это было, было на самом деле. И единение народа, и стремление к независимости. Все хорошо, пока не начинают говорить о героической борьбе. Потому что это уже неправда.

Никто в Латвии не погиб на штурме баррикад. А когда в августе того же года в СССР к власти пришел ГКЧП и в Москве люди гибли под танками, в Риге никаких тысяч защитников баррикад уже не было, хотя сами баррикады стояли. Было десятка три отчаянных людей, в большинстве своем земессаргов, которые, покрутившись возле Сейма несколько часов, разошлись.

Казалось бы, лето, а не зима, защищай не хочу. Но никого на баррикадах не было. Я это знаю точно, потому что мучимый совестью за то, что ушел той холодной январской ночью домой, долго бродил возле Сейма. Никого там не было.

Сегодня в Сейме время от времени поднимается вопрос о том, чтобы защитники баррикад получили отдельный социальный статус и даже доплату к пенсии. Я считаю, что добиваться такого просто стыдно.

Те, кто приходил тогда на баррикады, приходили не ради особых статусов, а ради своего понимания свободы. Многие латыши приходили, понимая, что такое сидение у костра может закончиться в Сибири. И все же, несмотря на страх, пришли. Ценность этого события — в единстве народа.

Именно поэтому, когда сегодня снова начинается песня о героической борьбе, о том, что четыре тысячи защитников отстояли свободу Латвии, я недоумеваю. Свобода и независимость Латвии сама по себе высокая ценность. Зачем вычленять из двухмиллионного народа четыре тысячи особенно несгибаемых борцов? Гораздо важнее вновь стать единым народом, потому что сила народа исключительно в его единстве и в преодолении страха ради любви к Родине, а отнюдь не в выдуманных героях.
   

Читайте также:

Виктор Фёдорович Бугай. Латвия-1991. Январь — август. Как это было на самом деле
Дмитрий Ермолаев. Граубе причастен к убийству Слапиньша и Звайгзне. Журналистское расследование
Сергей Русанов. Рижский ОМОН. Между молотом и наковальней