Ядро конституции

Республиканский унитаризм – родовая травма Латвии, полученная вследствие популярности коммунистической и националистической идеологий среди значительного числа латышей в начале ХХ века.

К счастью, отцы основатели Латвии были мудры. Поэтому они оставили много явных намеков на свои истинные намерения по поводу федерализма. Достаточно взглянуть на символику. Что держит в руках своих Милда? Три звезды. Не одну, как того требует унитаризм, а три, как в заправской федерации. Конечно, далеко до 13 звезд на гербе или 50 звезд на флаге Соединенных Государств Америки, но все же.

То же и с Конституцией, включая ее самое, что ни на есть, ядро. Глава 1, статья 3: «Территорию государства Латвии, в пределах, установленных международными договорами, составляют Видземе, Латгале, Курземе и Земгале». В конституциях унитарных стран так не пишут!

Что там у наших соседей? Конституция Эстонской Республики, глава 1, статья 2: «Территория, территориальные воды и воздушное пространство Эстонского государства – единое и неделимое целое. По своему государственному устройству Эстония единое государство, административно-территориальное деление которого устанавливается законом».

Конституция Литвы, глава 1, статья 10: «Территория Литовской Республики является единой и не делима на какие-либо государственные образования». Вот это самый настоящий унитаризм. И ведь прекрасно известно, что исторических областей, что в Литве (Жямайтия, Судавия, Мемельгебит и др.), что в Эстонии (Вирумаа, Рявала, Сакала и др.) предостаточно. Но нет упоминания о них в конституции, ибо излишне это для унитарного государства.

И так по всей Европе. От Финляндии (глава 1, параграф 4: «Территория Финляндии неделима. Границы государства не могут изменяться без согласия Эдускунты») до Португалии (статья 6, унитарное государство: «1. Государство является унитарным и уважает в своей организации и деятельности автономный режим островов и принципы субсидиарности, автономии местных органов власти и демократической децентрализации государственного управления. 2. Архипелаги Азорский и Мадейра образуют автономные области, имеющие политико-административные статуты и собственные правительственные органы»). Кстати, последние примеры показывают, что автономия каких-то регионов совершенно не противоречит даже идее унитарного государства. Но вернемся к нашим баранам.

Напротив, основные законы федеративных государств содержат упоминания о своих составных частях. Так, Федеральный конституционный закон Австрийской Республики в статье 2 утверждает, что: «1. Австрия является федеративным государством. 2. Федеративное государство образуется из самостоятельных земель: Бургенланда, Каринтии, Нижней Австрии, Верхней Австрии, Зальцбурга, Штирии, Тироля, Форарльберга, Вены».

А в преамбуле основного закона Федеративной Республики Германия говорится, что «сознавая свою ответственность перед Богом и людьми, воодушевленный стремлением, в качестве равноправного члена идущей по пути объединения Европы, служить всеобщему миру немецкий народ... в землях Баден-Вюртемберг, Бавария, Берлин, Бранденбург, Бремен, Гамбург, Гессен, Макленбург-Предпомерания, Нижняя Саксония, Северный Рейн-Вестфалия, Саксония, Рейланд-Пфальц, Саар, Саксония-Анхальт, Шлезвиг-Гольштейн и Тюрингия на основе свободного самоопределения окончательно утвердили единство и свободу Германии».

Кстати, вопреки распространенному заблуждению, в конституциях федеративных государств, как правило, прописан принцип территориальной целостности страны, и субъекты федерации не имеют права свободного выхода из состава государства. Так что ставить знак равенства между федерализацией (и тем более автономизацией) и сепаратизмом может только тот, кто весьма и весьма слабо разбирается в политике и юриспруденции.

В общем, любой непредвзятый человек, сравнив указанные тексты, сделает вывод, что в ядре Сатверсме можно найти основания для преобразования Латвии в федеративное государство.


Латвийская Федерация

Что хорошего это принесет латвийцам? Самое дорогое, что есть в этой жизни – свободу. Подлинную, а не декларативную. Избавление от диктата рижской унитарной деспотии. В федерации никакой прыщавый столичный министр не сможет указывать жителям городов, кому там быть мэром. Налоги не будут уходить в черный ящик центрального бюджета, а останутся на местах. Никакого полуколониального разграбления регионов и жирующей за этот счет республиканской бюрократии. Ресурсы регионов будут работать не на узкую паразитическую прослойку, а на широкие латвийские массы.

Ведь самая главная отличительная черта федерации – возможность ее субъектов самостоятельно, без вмешательства центра формировать собственные органы государственной власти, обладающие определенной политической самостоятельностью. С четким взаимным разграничением предметов ведения и полномочий между федеральным центром и регионами. При этом федеративное устройство позволяет с максимально полной экономической выгодой реализовать уникальные особенности регионов страны и оперативнее принимать решения.

Вообще, в современном мире в очень многих государствах наблюдается процесс перераспределения властных компетенций, передачи функций от национального на региональный уровень, появление и развитие новых институциональных форм, отвечающих новой роли регионов в процессе принятия решений на национальном и наднациональном уровнях. Называется это регионализацией. Есть и другие термины, но разница лишь в деталях. Фактически, федерализация, регионализация, автономизация или кантонизация – разновидности децентрализации, когда власть становится ближе к людям на местах, а столица перестает быть всепоглощающей воронкой, спрутом, окутывающим государство своими цепкими жадными щупальцами.

Надо особо отметить, что регионализация характерна не только для государств с федеративной формой устройства, но и для унитарных государств, а даже для целых континентов и частей света. Ну, как это происходит в нашем Союзе, где концепция Европы регионов более чем популярна. Умные евробюрократы прекрасно понимают, что регионализм – ни в коем случае не привилегия территорий, слабых в структурном отношении, нуждающихся в компенсации недостатков.

Это неотъемлемый элемент всеобъемлющей политики гармоничного и сбалансированного развития. В условиях глобализации, которая сочетает процессы концентрации/деконцентрации, централизации/децентрализации и делокализации/релокализации регионы различаются между собой уже не только по социально-экономическим параметрам, но также по включенности в глобальные потоки при развитии местной (в том числе национально-культурной) самобытности.

В унитарных формах территориального управления отношения между регионами, глобальным рынком, международными режимами и государством опосредованы государством. Регионы служат политической опорой довлеющих над ними государств и правительств, даже если и представлены в государственной политике. Взамен государство предоставляет покровительство и субсидии.

Но этот взаимный обмен был нарушен глобализацией, европейской интеграцией и развитием рынка. В глобализирующихся формах территориального управления регионы становятся новыми пространствами построения политики в качестве систем действия и самостоятельных участников глобального порядка. Государства лишаются своей посреднической монополии и способности контролировать собственные пространственные экономики, в то время как у регионов развиваются прямые связи с международными режимами и глобальным рынком. А также с региональными и глобальными партнерами на субгосударственном уровне, а не с государствами. Тем самым происходит оформление нового принципа территориальности без привычного разделения на «центры» и «периферии».

В объединенной Европе политическая «вертикальная интеграция» (ЕС – национальное государство – регионы) невозможна без экономической «горизонтальной интеграции» – интенсификации межрегионального сотрудничества, в первую очередь через упразднение старых границ внутри Союза. Все эти взаимодействия имеют общую цель: преодоление государственных границ как барьеров для сотрудничества в социальной, экономической, технологической, логистической, экологической и культурной сферах.

Мотивация межрегионального сотрудничества проистекает из общих проблем и/или интересов, а само сотрудничество позволяет полнее использовать потенциал каждого региона-участника. В случае сотрудничества отдаленных регионов к вышеуказанным мотивам могут добавляться также групповые интересы в отношении как национальных, так и европейских учреждений. Не говоря уже о трансграничном сотрудничестве, когда регионы тесно взаимодействуют с заграничными территориями – часто с помощью союзного центра, без какого либо ущерба для себя минуя национальный уровень.

В таких условиях многие даже говорят об «отмирании» национального государства и формирование единой Европы лишь двух уровней – континентального и регионального. Но, на самом деле, речь идет о том, что на обочине магистрали успешного развития окажутся те страны, которые вовремя не освободятся от централизаторского ярма, не сбросят иго унитаристской бюрократии.

Поэтому примеры регионализации мы можем наблюдать и в унитарных – фактически, уже в прошлом унитарных – государств, таких как Испания и Италия. Правда, понять теперь, где грань между федеративным или регионализированным унитарным государством, довольно трудно.

Возьмем ту же Испанию. Формально унитарное государство в административном плане состоит из 17 автономных областей (сообществ), а также двух автономных городов и пары-тройки других мелких суверенных территорий: Каталония, Страна Басков, Эстремадура, Астурия и др. В каждой области есть и своя законодательная ассамблея (везде по-разному именуются: парламенты, кортесы, ассамблеи и даже одна хунта), избираемая всеобщим голосованием, и своя исполнительная власть (правительства, депутации, советы, управы – перевод на русский язык той самой хунты). Есть свои главы – председатели автономных областей, избираемые законодательными ассамблеями. Ну и в чем существенное принципиальное отличие от ФРГ с ее 16 федеральными землями и городами, ландтагами и бюргершафтами, правительствами и премьер-министрами?!

А Италия состоит из 20 областей, делящихся на 110 провинций. При этом пять областей (Сицилия, Сардиния, Трентино-Альто-Адидже, Валле-д’Аоста и Фриули-Венеция Джулия) имеют особый автономный статус (благодаря особенностям этнического расклада местного населения), собственные парламенты и правительства, обладающие полномочиями в вопросах местного самоуправления, и т.п. Чем не Российская Федерация, где есть области и края, с одной стороны, и республики, с другой? По мне, так Италия вполне себе так называемая асимметричная федерация. Вопрос ведь не в терминах, а в сути явления.

К тому же, в истории нашей страны можно найти много примеров или предпосылок именно для федеративного устройства. Это три с половиной столетия Ливонской конфедерации, полвека пребывания в федеративной Речи Посполитой, полвека пребывания в СССР и современное членство в Союзе. Который медленно, но верно движется от конфедерации к федерации (Артис Пабрикс: «Если мы хотим, чтобы Европейский Союз преодолел кризис и не утонул, нужно договориться о политической федерации. Другого пути у нас нет»). Кроме того, два столетия под короной Российской Империи в составе разных губерний, а до этого почти век разделения между Швецией и разными субъектами Речи Посполитой. Унитаризм для Латвии – это что-то наносное, искусственно и явно неудачно привитое.

Какие в Латвии есть регионы, которые могут стать субъектами федерации, возможно определить на основе экономических, инфраструктурных, географических, электоральных, демографических и прочих характеристик. Однако очевидно, что в их основе будут лежать традиционные шесть: Большая Рига, Латгалия, Курземе, Видземе, Земгале, Селия. Для согласования точных границ, конечно же, не обойтись без консультаций со специалистами.

Но в основе всего, конечно же, должно лежать волеизъявление самих жителей. И возможно появление каких-то дополнительных регионов. Захотят, например, жители вольного города Вентспилса, Малиены, Пиебалги, Лиепайской области или Зилупского края стать субъектом федерации – их право. Есть много федераций, где регионы не обязательно примерно равны по площади или численности населения.


Латвийское Королевство

Про монархию, конечно, отцы основатели Латвии в конституции не сказали ничего. Надо все-таки понимать ситуацию того сурового времени. Вернувшиеся домой после ударной ленинской вахты тысячи красных латышских стрелков еще могли (временно, до 1940) стерпеть буржуазную республику, тем более обещавшую автономию для Латгалии. Однако незамедлительно возобновили бы гражданскую войну, если бы им предложили принести клятву верности монарху. Не для того они кровь проливали. Кровь боровшихся с большевистской диктатурой московских эсеров, ярославских купцов, ижевских рабочих, украинских крестьян, донских казаков, казанских мурз, сибирских охотников...

А ведь исторические основания для монархии в Латвии также есть. Их полным-полно. Овеянное славой и колониальными походами герцогство Курляндское и Семигальское, блеск польской короны, славные шведские времена, величие и мощь двуглавого орла Российской империи (чья династия была кровно связана с Латвией), короткая вспышка Балтийского герцогства – это все неотъемлемая часть латвийской истории.

Более того, идея монархии не противоречит идее федерализма. Так, Датское королевство представляет собой содружество трех государственных образований: Дании, Фарерских островов и Гренландии. Еще на слуху Королевство Бельгия, где расположена столица нашей нынешней Родины – Европейского Союза – славный город Брюссель. Эта страна вообще двойная федерация, которая одновременно состоит как из трех регионов (Фламандского, Валлонского и Брюссельского), так и трех сообществ (Фламандского, Французского и Немецкоязычного). Ах, да, и еще из четырех лингвистических регионов, если уж совсем строго следовать тексту конституции при описании страны: региона французского языка, региона нидерландского языка, двуязычного столичного региона и региона немецкого языка.

И речь не только о Европе. Мало кто, например, знает, но Канада является вовсе не республикой, а федеративной монархией. И ведь неплохо живут. Все вышеуказанные страны постоянно в топе рейтингов самых-самых благополучных, успешных, процветающих. Вот в каком словосочетании больше позитива ощущается: Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии или унитарная республика Румыния?

И хотя федерация, повторюсь, вовсе не предполагает для составляющих ее частей права на сецессию, в данных случаях фигура монарха является дополнительной гарантией единства государства.

Поэтому не будет ничего удивительного, если и в Латвии федеративное устройство будет увенчано королевской короной. Латвийское королевство – это звучит гордо и благородно. И не просто звучит. Монархия обеспечивает фактор стабильности в нашем изменчивом мире, служит становым хребтом государства, благодаря которому держится вся конструкция, несмотря на возможные потрясения или вызовы окружающего мира.

Преимуществ у монархии много. Недаром еще Платон пришел к выводу, что она одна из двух стабильных справедливых и оптимальных форм государственности. Монарх с детства воспитывается с учетом того, что будет правителем – власть в ходе демократических махинаций не получит человек некомпетентный или злонамеренный. Он (она) кровно заинтересован в процветании всей страны, а не в достижении своих мелочных интересиков вроде командировок за госсчет в Австралию на праздники погреться на солнышке.

Монарх в силу своего положения выше любой политической партии и поэтому является непредвзятой политической фигурой. К тому же, над ним не маячит Дамоклов меч вереницы нескончаемых предвыборных кампаний, когда «нельзя не обещать», и невнятных ответов на каверзные вопросы спонсоров. Под патронажем монарха возможно проведение долгосрочных преобразований, включая те, которые непопулярны в краткосрочный период (что часто толкает политиков в пучину популизма), но жизненно необходимы в долгосрочной перспективе. Причем, выходящей за рамки жизни самого монарха – преемник известен и продолжит начатое отцом/матерью.

А все приписываемые монархии недостатки (пресечение династии, недееспособность наследника, абсолютистские замашки и т.п.) легко устраняются конституционными ограничениями и подпорками.


Три звезды + три короны

Пожалуй, единственным слабым моментом монархической идеи является отсутствие достойного кандидата. Однако латвийские монархисты, как мне кажется, счастливо избежали этого. Потому что возможный кандидат есть. И он великолепен по всем статьям. Точнее, она – принцесса Мадлен. Она же Мадлен Терезия Амелия Жозефина, принцесса Шведская, герцогиня Гелсингландская и Гестрикландская. Младшая дочь короля Карла XVI Густава и королевы Сильвии, родившаяся 10 июня 1982 года.

Во-первых, шведский королевский дом для нас исторически родной. Сколько памятных мест в Латвии связано со шведской короной! И даже кровно Бернадотты уже наши, латвийские. Да, да! Не даром ведь ранее был упомянут дом Романовых. Принцесса Мадлен и ее отец Карл XVI Густав являются потомками (по женским линиям) императора Павла I, императрицы Екатерины II Великой и простой латгалки Марты Скавронской, пленившей сердце Петра I Великого и ставшей императрицей всероссийской под именем Екатерины Алексеевны.

Во-вторых, принцесса Мадлен является великим офицером латвийского ордена Трех звезд с 22 марта 2005 года. В-третьих, она прекрасно образована. В-четвертых, она молода и еще долго будет радовать латвийцев своей лучезарной улыбкой и мудрым правлением. В пятых, по религии она лютеранка, как большинство латышей, ее именины есть в местном календаре и приходятся на 23 июля. Да и вообще, она спортсменка, благотворительница и просто красивая женщина.

Немаловажен и тот факт, что у нее замечательный жених. Принцесса Мадлен помолвлена с Кристофером О’Ниллом. Гражданин США и Великобритании. Бакалавр в области международных отношений и магистр в области делового администрирования. Он преуспевающий бизнесмен, который заработал деньги упорным и честным трудом, а не сомнительными аферами в ходе процесса приватизации и денационализации. При этом лишенный апломба поучать других, в каких странах им жить и сравнивать ли свой быт с танзанийским. Свадьба назначена, если не ошибаюсь, на 8 июня 2013 года.

Уверен, принцесса Мадлен не останется равнодушной к просьбе латвийского народа и примет приглашение занять латвийский трон, если таковое случится. Пожалуй, это будет самая большая благотворительная акция в ее жизни. А для нас – новая и светлая надежда на светлое будущее страны.

Кстати, пытался припомнить из истории планеты примеры, когда бы коронованным правителем приглашали женщину... И не смог. По наследству или через брак королевами и даже императрицами становились часто, да. А вот чтобы были избранными на царство – такого не бывало. Получается, у нашей страны есть все шансы оказаться уникальной в истории.

Представьте только, что во главе Латвии будет замечательная пара, кровно связанная сразу и с ее народом, и с несколькими ведущими странами планеты! Королева Мадлена и вице-король («принц-консорт» как-то не солидно) Кристапс не дадут в обиду нашу страну и всегда замолвят за нее словечко перед своими бывшими соотечественниками, наделенными властью и возможностью влиять на судьбы мира. Латвия уже не будет для жителей США, Великобритании и Скандинавии чужой, далекой и непонятной экзотикой.

Шведские банки не смогут больше «беспредельничать», а станут вести себя столь же чинно и благородно, как в Скандинавии. А какие красивые лозунги могут звучать на улицах Риги: «Лай дзиво каралиене Мадлена ун вицекаралис Кристапс!» «Лай дзиво федератива Латвияс каралисте!» «Годс калпот Латвияй ун каралиеней!»

Все видят, каким наплывом туристов сопровождаются события в британской королевской семье, сколько внимания им уделяют СМИ. А чем хуже будет латвийская королевская семья? Коронации, дни рождения и именины (слово «вардадиена» прочно войдет во все языки мира!), рождения наследников (скажем, принц Латгальский, герцогиня Курляндская, граф Рижский и т.п.) и свадьбы, визиты и парады – это будет колоссальным вкладом в развитие туризма в Латвии и в продвижении ее светлого образа в мире.

Даже на вербальном уровне будут позитивные изменения, которые неизбежно отразятся на мышлении латвийцев, восстановят в них пошатнувшуюся, было, уверенность в своих силах и завтрашнем дне. Одно дело прислуживать доморощенным трем олигархам. Совсем другое – быть на службе Ее Королевского Величества. Бороться с коррупцией будет латвийское Федеральное бюро расследований, а не какой-то невразумительный KNAB. Федеральная королевская почта будет доставлять корреспонденцию, федеральные власти и королевские ВС, ВМС и ВВС будут беречь наш покой... Королевская академия наук, Федеральный университет – это величественные образы.

Королева обеспечит то, что неспособны выполнять нынешние президенты: великолепно, элегантно и эффектно представлять государство латвийское как в стране, так и на мировой арене; гарантировать единство страны и политическую стабильность; заботиться о культурном и экономическом развитии и процветании всей страны. И без шлейфа зоопарковой избранности или коллаборационного компартийного прошлого. Равно как и без необходимости лицезреть каждые четыре или восемь лет выкрутасы очередной «хромой утки», что полагающаяся (за что?!) ей по статусу квартирка мала или машина не слишком нова.

Но ведь в Сатверсме ничего про монархию нет, справедливо может возразить читать. Зато там есть другое важное установление. Глава 1, статья 2: «Суверенная власть государства Латвии принадлежит народу Латвии». Поэтому, если народ решит установить монархию, то его воле придется подчиниться малочисленной группке бывшей коммунистической партноменклатуры и кондотьеров из числа тримды, чье правление привело к экономической и социальной деградации страны и неумолимо тянет Латвию в демографическую пропасть.

Само собой, они будут всячески противодействовать преобразованию страны в федеративное королевство. Но что они смогут противопоставить воле народа, высказанной на референдуме? Причем, идеальным было бы проведение референдума с участием не только граждан, но и неграждан. Чтобы в судорожной попытке сохранить теплые насиженные места нынешние политиканы не стали бы прикрываться даже негражданами, если их мнение окажется без внимания в этом вопросе.


Итого

Основываясь на передовом опыте стран Европы, как Западной, так и Северной, очевидно, что федеративная монархическая модель преобразования Латвии имеет огромные преимущества по сравнению с существующий унитарно-республиканской.

Федерализация принесет социально-экономический, а монархия – социально-политический выигрыш для населения страны. Снижение паразитических издержек ущербного унитарного управления и переход к экономически мотивированной политике посредством федерализации совпадают с текущими историческими процессами в глобальном и европейском пространстве. Монархия же обеспечивает нравственно-психологическую опору, стабильность и чувство единения тяжело пострадавшим от обежлюживания, раскола и хозяйственной деградации стране и обществу.

Дискуссия по поводу автономного статуса Латгалии, лживо представляемая пост- (и фактически экс-) советской номенклатурой спорадическим сепаратистским поползновением, на самом деле является типичным случаем реализации закономерности через случайность. На поверку она является неизбежной реакцией на дикую античеловеческую политику бывших парторгов и инструкторов комсомола, сдобренных заморскими реваншистскими пришельцами, по отношению к собственному населению, третируемому по языковому, политическому, социальному, географическому, возрастному и иному статусу. И может стать детонатором далекоидущего процесса трансформации Латвии.

Проблемой же перехода от унитарного политического тоталитаризма к экономическому федерализму и просвещенному монархизму является лишь сопротивление сложившегося управляющего клана. Никаких иных значимых препятствий, если вдуматься, не существует.