---

Европарламентарий Татьяна Жданок участвовала в каталонском референдуме как наблюдатель и многое видела своими глазами. Кроме того, благодаря коллегам по партийной группе в Европарламенте, ситуация в Каталонии ей понятна куда как глубже, чем многим из нас.
 

---

 

Депутатский блок «Зеленые/Европейский свободный альянс» — это единственная фракция Европарламента, которая на обсуждении каталонского референдума в парламенте вспомнила о праве народов на самоопределение. Составную часть блока, группу «Европейский свободный альянс», в которую входит Татьяна Жданок, образуют депутаты от партий национальных меньшинств и региональных партий.

В одноименной политической партии европейского уровня представлены и шотландцы, мечтающие о независимости от Великобритании, и фламандцы, желающие отсоединиться от Бельгии, и баски с каталонцами, намеревающиеся жить отдельно от Испании, и гордые корсиканцы, не считающие себя французами, и многие другие.

Конечно, симпатии Жданок в каталонском конфликте на стороне официальной Барселоны. Каталонское правительство накануне референдума прислало Татьяне Аркадьевне письмо с благодарностью за поддержку.
 

— Татьяна, были ли вы свидетелем сцен насилия?

— Нет, Бог миловал. На тех семи участках Барселоны, которые я посетила как наблюдатель, до этого не дошло. К двум из них испанская полиция приезжала, но народ стоял стеной, и они ретировались.

Здесь очень важно отметить, что каталонцы, уже много столетий мечтающие освободиться от опеки центральных испанских властей, в 21-м веке в своей борьбе за независимость строго придерживаются принципа ненасильственного сопротивления.

Поэтому телеканалы показывают кадры, как полиция растаскивает женщин за волосы и пинает их в живот, а окружающие только поднимают руки и твердо стоят (или сидят) на своем месте, не предпринимая ответных действий. Конечно, симпатии большинства сторонних наблюдателей на стороне тех, на кого нападают.

— Как много сторонников независимости в самой Каталонии?

— На этот вопрос труднее всего ответить. Мадрид приложил массу усилий для того, чтобы сорвать этот референдум. Прежде всего они закрыли около 200 каталонских сайтов, провели рейды по редакциям газет, запретили почте их рассылку, и это — прямое нарушение закона о свободе слова. Изъяли письма с информацией об участках для голосования, подготовленные избирательной комиссией.

Коснулись репрессии и людей, причем сделано это было чрезвычайно тонко и расчетливо, — арестованы были технические работники, различные «айтишники», никому не известные исполнители, вступиться за которых труднее, чем за публичных политиков.

А на чиновников, которые поддерживали референдум, например директоров школ, были наложены гигантские штрафы.

Я видела один из таких документов, это чудовищно. Небогатому пожилому человеку за свою мирную политическую позицию, выразившуюся в согласии стать членом избирательной комиссии, было предложено оплатить штраф в 12 тысяч евро. Каталонцы сейчас массово обращаются в Европейский суд по правам человека, причем просят рассмотреть свои дела по ускоренной процедуре.





— Почему такое давление на директоров школ?

— Большинство избирательных участков находится в школах. Перед референдумом испанское правительство потребовало от всех директоров школ запереть помещения и тем самым сорвать референдум.

Некоторые испугались и закрыли. Другие, напротив, за пару дней до референдума устроили демонстрацию протеста перед министерством образования, они трясли связками ключей и обещали, что не станут запирать свободу. Большинство директоров ключи «потеряли», школы стояли открытыми, а за порядком в них следили родители с детьми.

Когда испанская полиция приезжала закрывать школы, скажем, забивать вход досками или вешать на двери амбарные замки с цепями, они видели, что в школах проходят «творческие вечера». Спектакли, концерты, просто встречи по интересам. Большинство школ остались открытыми.

— Почему?

— Потому, что сейчас любой человек может снять кадры насилия и моментально выложить их в сеть. Симпатии людей почти всегда на стороне слабого. Даже те, кто против сепаратизма, не могут поощрять насилие, особенно обращенное на женщин и детей.

— И все же, повторю вопрос, сколько в Каталонии сторонников отделения от Испании?

— Предыдущий, трехлетней давности референдум в Каталонии, который Мадрид тоже объявил незаконным, но не решился срывать с помощью жестких мер, дал 36% явки и 80% поддержки идеи независимости. Кстати, на том референдуме я тоже была наблюдателем. Нынешний референдум, несмотря на репрессии, дал 42% явки и 90% поддержки идей независимости.

— Но это же не подавляющее большинство?

— Если бы власти Испании дали высказать народу свою волю, как это, например, сделали власти Англии в случае Шотландии, они, может быть, даже и выиграли бы. Это только предположение, но как теперь узнаешь? Применив силу против мирных людей, они однозначно проиграли. Сейчас можно обоснованно утверждать, что многие сторонники независимости были запуганы и не решились высказать свое мнение.

— Зачем каталонцам независимость?

— Изначально все дело было в деньгах. Каталония — промышленно развитый регион, их доля наполнения испанского бюджета — около 23%, а обратно им полагается гораздо меньшая сумма. Если бы они в свое время получили финансовую свободу, то причин для отделения было бы меньше.

Сейчас, после примененного насилия, отделение стало не делом выгоды, а делом принципа. Как полагаете, мужья и дети женщин, которых испанская полиция избивала ногами — они будут сторонниками единой Испании? Семьи чиновников, на которых наложены огромные штрафы, — они про систему налогов страны думают? Друзья и знакомые арестованных технарей — они про справедливость распределения бюджета сейчас разговаривают?





— Понятно. Почему испанское правительство так затянуло эту ситуацию?

— Причины просты: власть и деньги. Публичные репрессии в адрес каталонцев сильно ударят по рынку испанских ценных бумаг, они могут существенно потерять в цене. Кроме того, и репрессии, и независимость ударят по евро. Поэтому европейские чиновники требуют от испанцев разрешить все быстро и мирно.

— Как это вообще возможно?

— Например, незаметными репрессиями. Возьмите для примера латвийские школы. Они приведены в такое состояние, что их можно переводить полностью на латышский язык. Учителя, а особенно директора, трясутся от страха. Если бы испанские центральные власти начали свои репрессии раньше, вели бы их постепенно, то подавление несогласных было бы вероятнее. Но ведь Мариано Рахой — слуга своего электората. И его избиратели требовали жестких и очевидных репрессий против сепаратистов. К чему это привело — мы видим.
 

Вообще, по моим ощущениям, Барселона сейчас напоминает Вильнюс января 1991 года. Восторженный народ в Каталонии, уже не думающий об экономике, и откровенно слабая позиция Мадрида, напоминающая позицию горбачевского СССР в отношении Прибалтики.
 

Запоздалые и неудачные репрессии, а самое главное — бесконечно запущенная ситуация. С каждым днем, с каждым непопулярным шагом Мадрида риск пролития крови в попытке удержать Каталонию все выше. А чем больше крови, тем меньше шансов удержать Каталонию.

— Каково будущее независимой Каталонии? Чем она будет зарабатывать, кто будет платить пенсии и стипендии? В какой валюте?

— Валюта там одна — евро. И выходить из Евросоюза Каталония не намерена. Хотя европейские чиновники и пугают каталонцев тем, что «выбросят» страну из ЕС, такие меры неосуществимы. Каталонские предприятия зарабатывают достаточно, чтоб содержать и пенсионеров, и весь остальной социум.

Самое главное, что большинство из них (60%) поддерживают идею независимости. Но проблема Каталонии весьма схожа с проблемой Шотландии: 80% производимой каталонцами продукции покупается остальной Испанией, равно как и 80% произведенного Шотландией покупается Англией.

Силовое решение конфликта, вражда между каталонцами и испанцами не выгодны самим каталонцам, поэтому крови никто не хочет. Но чем больше Испания проводит репрессий, тем меньше каталонцы думают о деньгах.

— Как вы полагаете, Каталония все-таки отделится от Испании?

— Это мы увидим буквально в ближайшие дни.