Герой советского мультфильма капитан Врунгель утверждал: «Как вы яхту назовете, так она и поплывет». В мультфильме яхту под названием «Беда» ждали неприятности. В политике неприятности начинаются с ошибочного выбора слов и персонажей, которыми лидер рисует свое видение ситуации.

Лидеру приятно представлять себя драматургом — творцом истории. Беда, если лидер-творец пишет современный «Майн кампф», создавая образ врага, без которого немыслимы никакие пути развития государства. В таком видении ситуации причина проблем — это происки врага, а развитие — это борьба с врагом. Вера последователей лидера в его патриотизм и благие намерения легко рождает веру в нечеловечность врага, и тогда борьба становится смертельной.

%script:googleAdSense%

Выбор драматических слов у г-на Линдермана похож на нейролингвистическое программирование: «психологическая война», «противник», «акция возмездия», «параллельный парламент», «шатай режим, раскачивай лодку», «язык — вопрос принципиальный» и т. п. Нуждающейся в защите видится «русская аудитория», а противником, стало быть, назначается «латышская аудитория».

Политические убеждения определяются просто — по языку. Все владеющие несколькими языками оказываются перед выбором — с кем быть? Кто не с нашими, тот под подозрением. Такое уже было во время языкового референдума.

Если карикатурно яркие образы «фашиста-националиста» и «мигранта-оккупанта» станут ключевыми в латвийской политике, жизнь государства окончательно превратится в пошлый детектив с вождями-супергероями, разоблачением врагов и мордобоем. Вражда 20 лет губит развитие Латвийской Республики, создает конфликтную атмосферу, служит оправданием тупого воровства и экономической отсталости: «Пусть во власти будет меньшее зло — «наши» бездари и хапуги, а не эти гадкие враги!»

Начать «языковый» поход-реванш г-н Линдерман планирует из Латгалии — как экономически менее благополучного и наиболее русскоязычного региона, Латгалия дает больше поводов для «раскачивания лодки».

Проверим политический проект г-на Линдермана на отсутствие противоречий:

1. Предлагается равноправное использование русского языка в общении самоуправлений с жителями, при обслуживании клиентов частных предприятий, при обучении в садиках, школах и вузах. Следовательно, работники, общающиеся с посетителями, покупателями, учащимися, обязаны хорошо владеть двумя языками. Но...

2. ...в Латгалии обслуживающие работники реже, чем в других регионах, встречаются с жителями, не владеющими русским языком. Г-н Линдерман хочет, чтобы в Латгалии от работников меньше требовали знания латышского? А иначе в чем новизна проекта?

3. Латгальский рынок труда очень мал, безработица на нем высока и оплата труда ниже, чем в других регионах Латвии. Живущий в комфортной языковой среде работник-латгалец не спешит в Ригу, где за подобную работу оплата на 15-30% выше. Один из факторов — в Риге ощутимо более «латышская» языковая среда. (Точно так же немецкая языковая среда швейцарского Цюриха отличается от французской языковой среды швейцарской Женевы — сильно сомневаюсь, что продавец, юрист или врач может легко перемещаться по всему рынку труда Швейцарии.)

4. Очевидно, что психологическая война за «языковое равноправие» никак не решает вопрос реального экономического неравноправия жителей Латгалии. Более того, шумное «раскачивание лодки» послужит еще лучшим оправданием воровства, отсталости и нищеты. А потерявшие работу латгальцы окажутся за бортом «раскачанной лодки» — им будет еще труднее найти работу в менее русскоязычных регионах Латвии.

Понимаю, что уважаемая аудитория IMHOclub.lv ждет от меня не запугивания, а краткого (на полстраницы) рецепта — что делать? Постараюсь упрощенно рассказать о сложном. Простите, если это будет скучнее, чем планы языковых «акций возмездия».

В 2007 году я участвовал в подробном исследовании, из которого делаю вывод, что проблемы Латгалии во многом типичны для всей Латвии.

Первый парадокс Латгалии и Латвии — есть дешевая и образованная рабочая сила, но бизнес ее не использует и не развивается. Люди живут в бедности или уезжают в поисках лучшей жизни.

Второй парадокс — есть спрос на латгальский/латвийский экспорт, но нет специалистов для его производства.

Третий парадокс — система образования Латгалии/Латвии в потрясающем количестве поставляет на рынок труда работников, которые не предназначены для стабилизации экономики.

Ремарка: к середине нулевых годов Латвия была на втором месте в мире (!) по числу студентов (556 студентов на 10 000 жителей). Сегодня большинство тех студентов уже закончили учебу. А где экономический эффект от вложенных в учебу средств (взятых банковских кредитов) и времени, проведенного за учебниками?

Почему так происходит? Не будем морализировать, упрекая наемных работников в лени и никчемности, а бизнес — в жадности и глупости. Посмотрим на структуру латвийского бизнеса — на чем люди зарабатывают и чем они интересны для нас лично?

Часть предпринимателей и работников заняты продажей в Латвии разных нужных импортных товаров. Благодаря этим людям мы можем купить украинскую поваренную соль, датский сахар, российский бензин, китайские компьютеры и мобильники, немецкие лекарства, японские автомобили, французские вина, польский картофель и т.д.

Трудно представить нашу жизнь без привычных импортных благ, о которых нам ежедневно твердит реклама. Импортные товары хорошо известны и городскому ребенку, и сельской старушке. Знатоки охотно обсуждают достоинства разных брендов — говорить о покупках импорта стильно, престижно, интересно и приятно.

Другая часть латвийских предпринимателей и работников предлагают нам свои местные услуги и развлечения — рестораны, кафе, солярии, «nagu kopšanas akadēmijas», автомойки, таксопарки, карусели, аэродиумы и т. п. Об услугах и развлечениях мы тоже говорим охотно, делимся впечатлениями, обсуждаем цены — вспомним газетные темы и обычные разговоры за столом в кругу знакомых.

Но есть еще одна менее заметная часть предпринимателей и работников — она продает за рубеж латвийские товары. Да, знаем, это — древесина, шпроты, «Рижский бальзам», «Дзинтарс», «Лайма» и... тут обыватель задумывается, так как многие экспортные товары известны только узкому кругу людей. А зачем нам знать то, чем мы не пользуемся?

Мы пришли к выводу, что торговля импортом и сфера услуг пользуются большей известностью, престижностью и поддержкой общества, чем производство экспортных товаров. Производить экспорт труднее, сложнее и «скучнее», чем покупать «там» и продавать «здесь».

Поэтому продажи экспорта стабильно отстают от покупок импорта. Платить за импорт мы можем деньгами, полученными за экспорт, или деньгами, вложенными иностранцами в латвийскую экономику. Другие варианты — брать кредиты в иностранных банках, распродавать иностранцам недвижимость в Латвии, торговать людьми (посылать их на заработки в другие страны). Все это делалось до последней возможности. А теперь остается только необходимость развивать экспорт.

Но к чему это длинное отступление? Какое отношение к языковому равноправию имеет экономика? Дело в том, что ценность того или иного языка связана с качеством и содержанием образования на данном языке. Язык — это не только «дело принципа», не только атрибут личной гордости за «своих», дескать, «вот я какой, один из великих и могучих или весь государственный и патриотичный!».

Язык — это рабочий иструмент, а не диплом на стене или флажок на груди. Рассматривая язык исключительно как «дело принципа», мы не улучшим систему образования, так как будем ориентироваться на языковые амбиции, а не на реальные потребности рынка труда.

Из социолингвистического исследования, в котором участвовал в 2005 году, я делаю вывод, что латвийская система образования успела подготовить для рынка труда людей, неплохо владеющих языками. Эти работники включились в сферу бизнеса или в систему госадминистрирования и обеспечили для 84% жителей Латвии комфортную языковую среду, не вызывающую повседневных затруднений (см. рис. 1).



Мне непонятно — какие цели хочет осуществить г-н Линдерман в борьбе за «языковое равноправие», если с точки зрения большинства потребителей (покупателей, посетителей и клиентов) качество языковой среды вполне удовлетворительное? Рыночная экономика в Латвии работает — она подстраивается под языковые нужды потребителей.

Но есть проблемы содержания и качества образования, которые очевидным образом связаны с языком обучения и с конкурентоспособностью латвийских экспортеров. Это более сложный вопрос, не решаемый «акциями возмездия».

Из упомянутого социолингвистического исследования известно, что в экспортных промышленных отраслях Латвии внутреннее рабочее общение чаще ведется на русском языке. Это внутрипроизводственное общение никак не затрагивает интересы потребителей продукции и устои государственности. Мы же без каких-либо языковых неудобств пользуемся товарами, изготовленными на «китайскоязычных» предприятиях. Главное в том, чтобы товар был качественным и конкурентоспособным.

В вышеупомянутом латгальском исследовании меня очень удивили владельцы промышленных предприятий, которых вопросы сбыта экспортной продукции волновали меньше, чем проблема подготовки специалистов. Чтобы получить необходимых технологов, инженеров, конструкторов и операторов производства, владелец предприятия должен сам лично:

— наладить контакты с местным вузом, сформулировать требования к содержанию учебных пограмм;

— консультировать вуз при составлении учебных программ и покупке дорогостоящего современного лабораторного оборудования;

— организовать молодым специалистам послевузовское обучение на производстве.

Весь цикл от начала контактов с вузом до получения опытного специалиста занимает не менее 10 лет. Подготовленному специалисту нужна зарплата, которая обеспечивает его жизненные потребности, в том числе покупку жилья. Если зарплата специалиста неконкурентоспособна, предприятие теряет работника и начинает подготовку заново. Поэтому экспортные производственные заказы нередко проще размещать за рубежом, где система русскоязычного обучения лучше готовит специалистов для производства.

Чтобы нагляднее представить различия между потребностями «простого» и «сложного» бизнеса, опять обратимся к латгальскому исследованию. Один из опрошенных представителей «простого» бизнеса считал, что государство избыточно поддерживает «большие» предприятия и мало помогает семейному бизнесу, так как:

— владельцы семейного бизнеса на неплатежеспособном латвийском рынке имеют низкий уровень доходов, поэтому не могут платить конкурентоспособные зарплаты и вынуждены искать дешевых и лояльных работников среди своих родственников, друзей и знакомых;

— именно владельцы «простого семейного бизнеса» (но не их наемные работники?) должны составлять средний слой общества и опору государственности Латвии.

Очевидно, что по роду деятельности многим «простым» бизнесам не нужны профессионалы, обученные по сложным и дорогостоящим программам. Достаточно того, что работник проявляет лояльность, знает языки, основы пользования компьютером и психологию коммуникации с клиентами.

Таких универсально применимых в «простом» бизнесе работников (экономистов, юристов, педагогов, социологов, политологов, психологов и т.п.) массово готовят частные и государственные латвийские вузы. Но такие работники не удовлетворяют потребности «сложного» бизнеса, создающего в технических отраслях большую добавленную стоимость.

Возникает замкнутый круг — трудно зарабатывать торговлей и услугами, если у населения имеются средства только на самые необходимые расходы. Из скромных семейных бюджетов люди бережно выделяют деньги на платное образование.

При этом предпочтительнее то образование, которое стоит подешевле и требует меньше усилий. Зачем тратиться на репетиторов, зачем читать сложные технические учебники на иностранном (русском или английском) языке, если и без этого можно получить вполне достаточное образование на государственном языке и по знакомству устроиться на работу в торговлю, сферу услуг или в госадминистрацию?

Вузы думают похожим образом — зачем тратиться на сложные учебные программы и разъяснение достоинств этих программ для будущего жизненного пути молодежи, зачем покупать дорогое лабораторное оборудование, если есть огромный платежеспособный спрос на «вполне достаточное» образование?

Политиков и партийных идеологов тоже не привлекает сложная проблематика, так как популярностью у избирателей пользуются простые решения — борьба с врагами и махание флагами.

Бизнес, занимающийся экспортом, по-видимому, делает что может — по такой логике работает рыночная экономика. Но силы не равны — большинству эти усилия не интересны.

Круглое с горы само легко катится, а чтобы тащить квадратное в гору — нужны понимание получаемой пользы и общие усилия. А их нет. Есть враги, которых можно использовать для сплочения наших рядов. На какую войну двинутся эти ряды?