Александр Гапоненко. Еще одна битва – при Молодях :: IMHOclub

Наглый и неприкрытый пиар

23.08.2019

Алла Березовская

Журналист

Александр Гапоненко. Еще одна битва – при Молодях

Участники дискуссии:

19

90
Последняя реплика:

больше месяца назад

Phil ., Александр Кузьмин, Борис Бахов, Марк Козыренко, Алла Березовская, Юрий Янсон, Андрей Жингель, Сергей Радченко, Юрий Васильевич Мартинович, Иван Киплинг, Сергей Балунин, Аркадий Андреевич Алабужев

Ровно год назад из Рижской центральной тюрьмы по решению суда был освобожден спикер нашего клуба, доктор экономики Александр Гапоненко. Латвийские власти обвиняют его в антигосударственной деятельности и разжигании межэтнической ненависти. За решеткой под следствием он провел четыре месяца…

Но, сидя на тюремных нарах, наш опальный одноклубник времени зря не терял и написал новую книгу в совершенно не свойственном ему авантюрно-приключенческом жанре. И вот недавно в московском книжном издательстве вышел в свет роман А. Гапоненко — «Битва при молодях», посвященный малоизвестным страницам русской истории.

Наказан за любовь к России

Напомним, Александр Гапоненко обвиняется в «очернении облика Латвии, представляя ее на международной арене, как страну, прославляющую нацизм». В обвинении утверждается, что он публиковал на Фейсбуке клеветнические статьи, кроме того, он отправил всем членам ОБСЕ (58 человек) Обращение от 12 латвийских докторов наук в защиту образования на родном языке в русских школах Латвии.

В его «расстрельном списке» фигурировало и участие правозащитника в качестве независимого наблюдателя на последних выборах президента России, а также его выступление на Вселатвийском родительском собрании. Каким образом из этого сомнительного набора из сорняков и пустышек обвинение собирается «лепить пулю» для доктора экономики, это пока загадка как для самого обвиняемого, так и для его адвоката.

Следствие идет ни шатко-ни валко, суды переносятся чуть ли не на следующий год, а Александр Владимирович так и живет — без права выезда из Латвии. Ни на Запад, ни на Восток. Просил он прокурора пару раз изменить ему меру пресечения и выпустить — на конгресс правозащитников и на лечение в России. Получил отказ. Вы не поверите, но в мотивировке указана «чрезмерная привязанность» подсудимого к России, что, конечно, делает невозможным посещение им этой страны…

Рукопись — на волю!

Но, довольно судебных передряг! Сегодня, как я уже написала, у нас есть иной, более приятный информационный повод для рассказа о нашем опальном одноклубнике. В Ригу поступили в продажу первые экземпляры новой книги А. Гапоненко, с чем мы от души поздравляем автора!

Его роман «Битва при Молодях» практически полностью был создан в Рижской центральной тюрьме, где он находился под следствием в тесной камере с двумя наркоторговцами в апреле-августе 2018 г.

Так уж получилось, что именно мне довелось ровно год назад — 23 августа везти Александра на автомобиле домой сразу после того, как Рижский суд, к большой радости собравшихся под его окнами соратников, выпустил его на свободу. И в руках побледневшего и похудевшего в тюрьме на 15 килограммов профессора, вместе с цветами и яблоками, подаренными ему участницами пикета, был затертый полиэтиленовый пакет.

А в нем лежала тюремная рукопись, которой предстояло через год стать захватывающим историческо-приключенческим романом. Всего 350 листов, исписанных мелким убористым профессорским почерком…

Напомню, прошлым летом в Риге термометр порой зашкаливал за 35 градусов. Народ спасался от жары, сидя в обнимку с вентилятором или купаясь на Рижском взморье. А в это время седовласый политический узник в душной и вонючей тюремной камере сочинял книгу о далеких трагических событиях XVI века, когда Русское государство оказалось в страшной опасности и лишь благоприятный исход отчаянной битвы при Молодях и незримая Божья помощь уберегли Русь от полного уничтожения…

Когда становилось совсем уж невыносимо, сокамерники поливали водой пол, что на некоторое время давало иллюзию прохлады. Но профессор-писатель в это время, как правило был далеко — верст за 50 от Москвы, где немногочисленное русское войско молодого опричного воеводы Дмитрия Хворостинина строило гуляй-город, готовясь отразить нападение 120-тысячной армии крымского хана Девлет-Гирея.

Числом победить это нашествие было нереально, могли помочь только русская смекалка и — да, та самая «чрезмерная любовь» к России, в которой ныне обвиняют автора исторического романа…

Подвезя Александра от суда к дому в Риге, я сделала несколько его фотоснимков, в том числе с заветной рукописью в руках, на которую мне тогда удалось впервые мельком взглянуть. Все же хорошо, что рукописи не горят. Особенно, когда они существуют в единственном экземпляре.

Хотя автор признался — он ужасно боялся, что в тюрьме выстраданную «Битву при Молодях» у него конфискуют. Вот вернется он в камеру после прогулки, а его записи… исчезли! Тем более, один из сокамерников рассказал, что дежурный опер в его отсутствие частенько заходит в камеру и внимательно читает все, написанное политическим узником накануне.

Поэтому на судебные заседания Александр всегда носил рукопись с собой в полиэтиленовом пакете, крепко держа его в скованных наручниками руках.

И вот выпущенная в прошлом году на свободу из рижских тюремных застенков книга вышла в свет. Да, автору не разрешили выехать на презентацию романа в столицу России — меру пресечения никто не отменял. Но все равно он был безмерно счастлив, что ему удалось довести задуманное до конца — роман написан и он держит в руках первые экземпляры, поступившие в Ригу.

Веление свыше

На встрече с друзьями и соратниками, пришедшими в городской книжный магазин поздравить коллегу с дебютом в новом жанре, он рассказал, что замысел романа «Битва при Молодях» родился у него не в самую легкую минуту в жизни — через неделю после ареста.

— Когда я попал в места не столь отдаленные, поначалу был шок, — признался правозащитник. — А потом подумал: ну что время зря тратить? Надо работать! До этого как раз прочитал одну любопытную историческую статью о битве от 2 августа 1572 г. на южных рубежах Руси, которая по своему значению равна Куликовской, Бородинской, Сталинградской, но осталась в русской истории мало кому известной.

Стараясь отвлечься от грустных мыслей, я думал о тех давних временах, сидя на тюремных нарах. А на пятый день, как проснулся, в голове полностью сложился весь сюжет — от начала до конца. Это было, видимо, как веление свыше, не знаю, такое со мной впервые случилось…

Поначалу он решил писать историческую повесть. Но свободного времени выдалось так много, что повесть постепенно переросла в полноформатный роман с закрученным сюжетом, серьезными экскурсами в историю, описаниями грандиозных баталий и даже романтической любовной лирикой. Перед тем, как приступить к написанию столь эпохального произведения, Александр Владимирович изучил около 50 книг и беллетристики, посвященной правлению русского царя Ивана IV Грозного.

Книги и заказанные публицистические статьи по его просьбе в тюрьму передавали родные подследственного. По словам Александра, его неприятно поразило, что почти везде оценка личности царя Ивана Васильевича была в основном негативной, особенно в иностранных источниках.

Но ведь именно Иван Грозный из разрозненных удельных княжеств, населенных обособленными народностями, начал формировать единый русский народ. Именно он ввел практику созыва Земских соборов и принятия на них новых законов, он провел военную и судебную реформы, начал жесткую борьбу с коррупционерами и мздоимцами. Некоторых сажал на кол, было дело…

Да, художественный, а еще и приключенческий роман это, конечно не документальное произведение, но, как заверяет автор, он просто собрал и сопоставил те факты, которые уже где-то фигурировали в виде исторических материалов, а от себя, в качестве художественного видения, добавил не более десяти процентов.

Рукопись была подвергнута тщательной проверке со стороны редактора книжного издательства, за что он выразил искреннюю признательностью работавшему с ним московскому редактору. Гапоненко в общей сложности пришлось ответить на 58 вопросов, присланных ему из издательства и привести ссылки на источники, из которых он черпал те или иные факты. Он ответил на 55 вопросов, в остальных случаях согласился с редактором и внес необходимые исправления.

О чем плачут церковные стены

В романе много места уделяется теме пленения православных жителей русских земель татарскими воинами — для продажи их в рабство.

— Когда я был в Крыму в городе Кафа (Феодосия), где много веков назад и происходили все эти трагические события, — рассказал Александр Гапоненко, — то вместе с Изборским клубом мы побывали в древнейшей православной церкви, стены которой еще хранят память о ханских временах.

Именно в этом храме когда-то молились и плакали сотни тысяч угнанных в рабство русичей — женщин, детей, молодых мужчин. Отсюда их увозили в Турцию, откуда назад живыми уже мало кому удалось вернуться домой. И знаете, я реально, почти физически в какой-то миг почувствовал ту боль, страх и ужас, исходившие от церковных стен.

Настоятель показал мне на старинную чашу, которая мироточит уже почти пять веков. Я видел собственными глазами, как ее насухо вытирали, а спустя некоторое время она вновь покрывалась маслом. Такие таинства, я считаю, являются для нас сигналом из тех времен в наши…

После чего я и начал изучать историю русских людей, угнанных в рабство. В основном их крали, особенно детей. Связывали, заталкивали в корзины и привязывали к лошадям, так и везли за тысячу километров на туретчину. Например, я прочитал, что русские девочки 13-14 лет ценились гораздо меньше, потому что они слишком часто убегали от своих хозяев, куда их брали служанками. И они могли тысячу верст пешком пройти-пробежать, не боясь ни холода, ни голода — лишь бы до родной земли, некоторым это даже удавалось. История произвела на меня очень сильное впечатление, поэтому в романе я отразил тему рабства при описании судьбы сестры моего главного героя — Дмитрия Хворостинина, которая тоже была украдена турками и следы ее затерялись.

Персонажи и прототипы

В беседе с автором я поинтересовалась, были ли живые прототипы у его героев и анти-героев.

— Да, были, — подтвердил Александр. — Например, охранники в тюрьме, некоторые словесные портреты я писал именно с них. Там, кстати, служили и вполне адекватные люди, попался даже мой бывший студент, который потихоньку разрешал мне иногда в спортзале потренироваться, хотя следователь из вредности отменил мне занятия физкультурой.

Другой надзиратель меня минут на пятнадцать пораньше уводил на прогулку подышать воздухом, и на столько же позже приводил назад в камеру. Я даже рассказывал некоторым ребятам про те времена, о которых писал, спрашивал, как бы они поступили, что бы сказали или сделали в той или иной ситуации.

Любил ко мне зайти на разговор один майор, латыш — поговорить о политике. Так вот, в одном из героев своего повествования я его изобразил. Все-таки при описании внешности персонажей нужны какие-то характерные детали — родинки, ямочки на щеках, разрез глаз, форма носа. Перед собой надо видеть реального живого человека, а за решеткой выбор типажей у меня был небольшой.

Но вот, допустим, портрет смоленского купца я описал со своего прадеда, а главу артели плотников — с деда. В соседней со мной камере какое-то время сидел латгальский поэт, бунтарь, но очень хороший парень, попавший под роздачу во время уличных беспорядков в Риге — Анцис Берзиньш. Я с ним был знаком до этого, а в романе изобразил латгала при описании верного помощника Хворостинина — Степана, использовал его фактуру, реакции, некоторые манеры.

По утрам мы с Анцисом-Степаном громко пели в своих камерах песни — он латгальские, которые сам сочинял, очень красивые, а я наши — казацкие, народные. Но на вторую неделю нас рассадили подальше, видимо, кто-то сообщил, что эти двое слишком весело сидят… Но эти эмоции тоже нашли отражение в романе.

Автор книги рассказал и о своих творческих планах. Да-да, суд судом, а работу никто не отменял! У Александра Гапоненко уже наполовину готова следующая книга — «Европейский национал-социализм. Проблемы идентификации и преодоления». По словам правозащитника, за минувший год он тщательным образом изучил десятки книг и исследовательских работ.

Про Холокост — да, было создано огромное количество литературы. А вот про теорию европейского нацизма — итальянского, венгерского, румынского и других, такого не скажешь. Поразмышлять на эту тему в свете последних мировых тенденций на самом деле, есть о чем. И желательно все же делать это на свободе!