В различных латышских СМИ довольно часто звучат претензии к Российской Федерации вследствие инкорпорации Прибалтийских стран в состав СССР. Однако комплексный экономический анализ предъявляемых требований никем пока не проводился по причине их полной несостоятельности, а морально-нравственная сторона вопроса заставляет рассмотреть его в несколько другой — гуманистической плоскости.

Рассматривая этот вопрос, стоит подробней остановиться на территориальном аспекте вхождения Латвийской Республики в состав Советского Союза, который, несомненно, оказывает влияние на развитие внешних и внутренних политических процессов в нашей стране после обретения независимости и будет оказывать его в будущем.

Учитывая современный выбор блоковой принадлежности и кризис внутренней межнациональной политики Латвии, имело бы смысл провести некоторые параллели и принять во внимание закономерности послевоенного процесса формирования государственных границ СССР с приграничными странами, которые не вошли в восточный блок. С точки зрения формирования государственных границ, наиболее близким для Латвии в нашем случае может быть пример Финляндии, которая сохранила самостоятельность во многом благодаря изменению ее довоенных границ.

%script:googleAdSense%

Восточные границы Финляндии оказались значительно западней их довоенного варианта. Страна Суоми понесла существенные территориальные потери, шестую часть своей территории – это выход к Северному морю, район Печенги, богатый полезными ископаемыми, и многокилометровую полосу, прилегающую к Ленинградской области – так называемую зону безопасности северной столицы России, включая местности со смешанным карело-русским населением. Причем финскому населению, пожелавшему выехать в Финляндию, было предоставлено такое право.

Учитывая исторические реалии того времени и практику формирования послевоенных советских границ, можно виртуально смоделировать эти процессы и в Латвии, а также предположить, какие бы реальные границы имело наше государство сегодня, если бы выбор в пользу самостоятельности Латвии был сделан в 1945 году.

Попробуем предположить, как аналогичные процессы пограничного размежевания происходили бы в восточных районах современной Латвии, которые входили в состав Псковской и Витебской губерний, но были отторгнуты и в 1920 году переданы большевиками Латвии из конъюнктурных соображений, продиктованных сложной международной обстановкой.

Население этих районов в основном состояло из русского и смешанного русско-польско-белорусского, то есть славянского населения. Как прошли бы тогда границы, за кем бы остались территории с преимущественно русским и славянским населением?

Исходя из практики решения такого же пограничного вопроса с Финляндией, в том случае, если отсутствуют географические (выход к морю, наличие стратегических ископаемых и т.п.) причины, на первый план всегда выходит необходимость закрепления за собой стратегически важных районных центров и транспортных узлов в качестве опорных пунктов, имеющих для страны наибольшее значение и ценность, а так же присутствие там родственного населения.

Так после Второй мировой войны был решен вопрос с Выборгом. Такое же решение вопроса в сорок пятом году было бы возможным и для Даугавпилса (Двинск) с Резекне (Режица) если бы Латвия обретала независимость. Такой вариант для Латвии определялся бы не столько важностью этих территорий, сколько правом наций на самоопределение и выражением воли большинства местного населения, которое было здесь русским и славянским.

Принимая во внимание все перечисленные обстоятельства, можно с уверенностью констатировать, что граница между Латвией и СССР прошла бы западней Даугавпилса и Резекне. А учитывая послевоенную озабоченность Москвы стратегической безопасностью, можно не сомневаться, что граница прошла бы намного западнее этих двух городов.

Рига, освобожденная советскими войсками в середине октября 1944 года, представляла собой наполовину опустевший город. Немецкое гражданское население покинуло Ригу в 1939-1941 гг. Почти все еврейское население Риги было уничтожено фашистами и их пособниками в ходе Холокоста. Часть латышского населения из числа пособников фашистского режима, чьи руки были залиты кровью мирного населения в ходе карательных операций, в том числе и на территории России и Белоруссии, бежали вместе с отступающей немецкой армией.

Русские и представители других народов пережили в Риге все тяготы фашистской оккупации – их уничтожали, угоняли на принудительные работы в Германию, отправляли на сельхозработы, где широко применялся детский труд. Голод в те страшные годы был обычным состоянием. И если население Риги в 1913 г. составляло 517 тысяч человек, то после освобождения в 1944-1945 гг. едва насчитывало 200 тысяч. Нетрудно подсчитать, что людей осталось меньше половины. Также нетрудно понять, почему Красную Армию с цветами и со слезами благодарности встречало русское и остальное славянское население Риги, а также чудом уцелевшие представители еврейской общины.

Особо подчеркну, что и сегодня представители правящей латышской элиты обвиняют русских и евреев в их нелояльности к идеологии латышских националистических партий именно за это отношение к Красной Армии – как к освободительнице. В первую очередь это относится к националистическим партиям, в которых по-прежнему комфортно себя чувствуют потомки бежавших после войны на запад военных преступников.

Рига в составе Российской империи на протяжении нескольких столетий создавалась как мощный промышленный и влиятельный культурный центр не только для местного населения, но и для всей метрополии. Именно в этот период в Риге был достигнут невиданный рост промышленного производства и строительства, сделавший Ригу третьим по значению городом империи.

И если представить себе попытку заселить послевоенную Ригу — огромный мегаполис — только латышским населением из сельских районов Латвии, то вся остальная территория страны могла бы превратиться в малолюдное деградирующее пространство. Да и чисто практически сделать это не представлялось возможным – ведь кто-то же должен был бы снабжать этот город продуктами питания и другими сельскими товарами. А необходимость восстановления и эффективного функционирования всей рижской инфраструктуры в условиях послевоенного соперничества двух блоков выступало на первый план. Да и гарантии соблюдения прав многочисленного русского населения, которое исторически жило в городе, представляя вторую по численности общину, потребовало бы проведения определенных организационных изменений в самом крупном центре Прибалтики.

И такие примеры изменений в послевоенной истории были – это и Берлин, и Бейрут, и Иерусалим. Да, вариант деления на секторы нельзя назвать идеальным, зато власть в русском секторе была бы своя, русская. И как показала практика в других странах, такое мирное сосуществование возможно, а порой и предпочтительней сохранения единого пространства, раздираемого конфликтами и противоречиями.

Особым городом в обсуждаемом контексте является Лиепая (Либава). На протяжении многих десятилетий Лиепая – крупнейший незамерзающий порт на западном побережье Латвии – развивалась как передовая база российского флота на Балтийском море. Здесь возводились бастионы, углублялся фарватер, строились казармы и многочисленный жилой фонд. И тогда после войны существовала большая вероятность того, что часть города перешла бы под юрисдикцию СССР на правах военно-морской базы страны — победительницы антигитлеровской коалиции, по аналогии с военно-морской базой Ханко в Финляндии.

Кроме этого для гарантии свободного и самостоятельного существования многочисленного русского населения в городе дополнительно был бы выделен и отдельный гражданский сектор. И если даже со временем военная база флота за ненадобностью была бы ликвидирована, то гражданский русский сектор должен был сохраняться и развиваться дальше.

В целом, рассматривая вариант независимого развития Латвии, хотелось бы отметить, что все финансирование, которое шло из центра в ЛССР, в нашем случае вливалось бы исключительно в восточные территории и свои секторы городов. Русские районы и секторы имели все предпосылки стать экономически наиболее развитыми территориями, особенно на фоне латышских сельских районов и провинциальных населенных пунктов.

Не было бы необходимости направлять огромные ресурсы на развитие и финансирование латышской культуры, литературы, науки, искусства, затратных праздников песен и т.п. Вероятно, определенное развитие шло бы и в латышской части Латвии. Все это придавало бы соревновательный характер сосуществованию и развитию двух общин и в итоге приводило бы к более значительному росту их экономик.

Кроме этого, стоит отметить, что Латвия во Второй мировой войне, безусловно, стояла скорее в ряду союзников Гитлера, чем была в составе антигитлеровской коалиции. Это подтверждается ее пронацистским самоуправлением и активным участием в карательных акциях на чужой территории. Вследствие чего Латвии при обретении независимости пришлось бы выплачивать контрибуцию и возвращать имущество пострадавшим гражданам, узникам концлагерей и т.п.

Участь Латвии была бы незавидной. Она все равно осталась бы в сфере влияния СССР, но не в качестве Финляндии, а в качестве нищей Румынии. Конечно, это только виртуальное моделирование, продиктованное логикой того времени. Но после 45 лет Советской власти и более 20 лет независимости никто не может сказать с полной уверенностью, какой путь оказался бы в итоге лучшим для обеих общин Латвии.