Tautu draudzība
13.05.2014
Петерис Апинис
Врач
Latviešu nacionālista stāsts par 9. maiju
Latviešu un krievu valodā
-
Diskusijas dalībnieki:
-
Jaunākā replika:
Mihails Hesins,
Анатолий Бодров,
Денис Кольцов,
Михаил Герчик,
Vadims Gilis,
Лилия Орлова,
Глеб Кахаринов,
Aleksandrs Giļmans,
Zilite ~~~,
доктор хаус,
Людмила Людмиловна,
Владимир Вахтель,
Александр Труфанов,
Aleks Kosh,
Юрий Чуркин,
Lora Abarin,
Владимир Бычковский,
Konstantīns Čekušins,
Александр Кузьмин,
Алексей Мина,
Vadims Faļkovs,
Aleksandrs Ļitevskis,
Артём Губерман,
Марк Козыренко,
Johans Ko,
Борис Шолин,
Марина Феттер,
Лаокоонт .,
Владимир Чугреев,
Ольга  Шапаровская,
arvid miezis,
Товарищ Петерс,
Dieu Donna,
izzi light,
Леонид Радченко,
Александр Харьковский,
Garijs Gailīts,
Oļegs  Ozernovs ,
Дмитрий Болдырев,
Павел Никитин,
Сергей Леонидов,
Анатолий Первый,
Larisa Oļega meita Artemjeva,
Станислав Яров,
El Chupacabra,
Natali Ivanova
Esmu latviešu nacionālists, un ar to lepojos. Esmu nodzīvojis daudzus gadus Krievijā, man ir mīļa krievu valoda un krievu kultūra. Īpaši krievu mūzika. Dziesmu vārdus netulkošu — lai man piedod tie, kas krievu valodu nesaprot. Pateikt to, kas pateikts šajās dziesmās latviski būtu spējis tikai Ojārs Vācietis. Arī "Pūt, vējiņi!" taču ir neiespējami pārtulkot krieviski, vismaz korekti ne.
Dīvaini — tos divus dižos krievu dziedātājus, ko man dzīvē bijis lemts iepazīt personiski — Bulatu Okudžavu un Aleksandru Roznebaumu kā krievus ir jāuztver plašākā nozīmē — kā krieviskās kultūras pārstāvjus.
Bulatam Okudžavam 9. maijā paliktu 90 gadu. Nepilnus trīsdesmit gadus atpakaļ pēc dziesminieka koncerta Sibīrijas ziemeļos man bija lemts ar viņu sēdēt pie viena galda, tolaik mēs tikai divi vien nepārdzērām. Viņš aizgāja no mums tālajā 1997. gadā, atstājot fantastiskas dziesmas. Nevienam citam krievu dziesminiekam nav bijis pa spēkam tā piespiest mīlēt Krieviju un krievus kā viņam. Es šodien vēlos uzrakstīt labus vārdus visiem maniem draugiem krieviem, un pateikt, ka es lepojos ar to, ka viņus pazīstu. Un es nezinu nevienas citas iespējas, kā to izteikt Bulata Okudžavas vārdiem:
Давайте восклицать,
Друг другом восхищаться,
Высокопарных слов
Не надо опасаться.
Давайте говорить
Друг другу комплименты -
Ведь это всё любви
Счастливые моменты.
Давайте горевать
И плакать откровенно,
То вместе, то поврозь,
А то попеременно.
Не надо придавать
Значения злословью,
Поскольку грусть всегда
Соседствует с любовью.
Давайте понимать
Друг друга с полуслова,
Чтоб, ошибившись раз,
Не ошибиться снова.
Давайте жить, во всём
Друг другу потакая,
Тем более, что жизнь
Короткая такая...
Un tomēr — 9. maijā mums ir ne tikai Bulata Okudžavas 90. dzimšanas diena, bet arī Uzvaras diena. 9. maija svētkiem krievu tradīcijās liela nozīme ir ne tikai nacionālajā identitātē, kas ļauj svinēt vispārnacionālus svētkus, bet caur kara upuriem Krievijā leģitimizēt vertikālu valsts vadību, komandējošu vadības hierarhiju, mistifitētu sociālo struktūru. Otrais pasaules karš un uzvara tajā ir pamatojums centralizētai varai, nesamērīgi lieliem Krievijas bruņotiem spēkiem un Krievijas specdienestiem, pēdējie tiek izmantoti galvenokārt esošās varas stiprināšanai.
Bez tam Krievijā Uzvaras svētki ir ne tikai būtiski varai, lai varas vertikāli stiprinātu, bet arī tautai, lai gūtu attaisnojumu šādai nedemokrātiskai struktūrai. Savukārt aiz Krievijas robežām Uzvaras svētki ir būtiskākais tradicionālais vienojošais elements ar etnisko dzimteni. Man kā latvietim tas ir savādāk- mans krusttēvs latviešu divīzijā karoja padomju pusē, bet trīs viņa brālēni- leģionā. Man karš ir traģēdija, kas nostādīja latvieti pret latvieti, kas vienkārši nogalināja cilvēkus. Vienīgais kara attaisnojums ir nepieļaut jaunus karus. Un ja nu man dzīvē ir bijis lemts pazīt Bulatu Okudžavu, tad es visus lūdzu ieklausīties vārdos, ko viņš — frontinieks, Soldžeņicina domubiedrs un vienkārši godīgs cilvēks teica par kara noslēgumu- karš ir beidzies, ņem šineli, ejam mājās:
А мы с тобой, брат, из пехоты,
А летом лучше, чем зимой,
С войной покончили мы счеты —
Бери шинель, пошли домой!
Война нас гнула и косила,
Пришел конец и ей самой.
Четыре года мать без сына —
Бери шинель, пошли домой!
К золе и к пеплу наших улиц
Опять, опять, товарищ мой,
Скворцы пропавшие вернулись —
Бери шинель, пошли домой!
А ты с закрытыми очами
Спишь под фанерною звездой.
Вставай, вставай, однополчанин,—
Бери шинель, пошли домой!
Что я скажу твоим домашним,
Как встану я перед вдовой?
Неужто клясться днем вчерашним —
Бери шинель, пошли домой!
Мы все — войны шальные дети,
И генерал, и рядовой,
Опять весна на белом свете —
Бери шинель, пошли домой!
Es šo dziesmu esmu gatavs dziedāt kopā ar tiem tūkstošiem krievu, kas nāk pie Uzvaras pieminekļa 9.maijā. Atkal pavasaris baltajā pasaulē, ņem šineli, ejam mājās. Uzvaras diena ir kļuvusi par vienīgajiem Krievijas leģitimizācijas svētkiem, jo Krievijas Neatkarības dienu (12. jūnijs) atcerēties spēj mazāk par 5% iedzīvotāju, bet Lielās Oktobra sociālistiskās revolūcijas gadadienas atzīmēšanai pieklusuši pat visrūdītākie komunisti.
Krievu tradīcijā 9. maijā apvienojās meteņi (Масленница), Lieldienas (Пасха) un Vasarassvētki (Пятидесятница троица), nācās dzert pa trim, nest uz kapiņiem olas, maizi, sāli un šņabi (īpaši jau uz Otrā pasaules kara brāļu kapiem), labi ģērbties un greznoties (kaut ar lentītēm) un iet tautas staigāšanā (Народное гуляние) uz ciema (pilsētas) nozīmīgāko ielu vai laukumu. Tiesa, šai teorijai ir oponenti, kas apgalvo, ka meteņu tradīcijas pārmantotas 8. marta svinībās.
Bet tieši 8. martā šogad citos kara laukos 83 gadu vecumā devās Krievijas Tautas aktieris Anatolijs Kuzņecovs, kurš pazīstams kā sarkanarmieša Suhova atveidotājs filmā "Baltā tuksneša saule" (režisors Vladimirs Motiļs), filmā, kas kļuva par šedevru, kas ir visu laiku skatītākā Krievijas kara filma un pat atzīta par krievu mīļāko filmu. Vairākas frāzes no filmas nokļuvušas krievu valodas izteicienu zelta fondā: "Восток — дело тонкое" (Austrumi ir smalka lieta) un "Мне за державу обидно!" (Man par lielvalsti žēl!) Bet 9. maija svētkiem visvairāk atbilst I. Švarca un B. Okudžavas dziesma no šīs filmas " Ваше благородие, госпожа удача":
Ваше благородие, госпожа Разлука,
Мы с тобой родня давно — вот какая штука.
Письмецо в конверте погоди, не рви!
Hе везет мне в смерти — повезет в любви.
Ваше благородие, госпожа Чужбина,
Жарко обнимала ты, да только не любила.
В ласковые сети постой, не лови.
Hе везет мне в смерти — повезет в любви.
Ваше благородие, госпожа Удача,
Для кого ты добрая, а кому — иначе.
Девять граммов в сердце — постой, не зови.
Hе везет мне в смерти — повезет в любви.
Ваше благородие, госпожа Победа!
Значит, моя песенка до конца не спета.
Перестаньте, черти, клясться на крови!
Hе везет мне в смерти — повезет в любви.
Man gribas palielīties ar faktu, ka pazīstu vēl kādu krievu dziesminieku- Pēterburgas ārstu Aleksandru Rozenbaumu, kas jau gadiem koncertē uz Krievijas un visas pasaules skatuvēm, pakļaujot publiku ar atraisītību uz skatuves un balss tembru, kas dažbrīd sit pāri pašu Vladimiru Visocki. Savulaik viņam uzstājoties Rīgā uz Kongresu nama skatuves biju nosēdies vienā rindā ar toreizējo Krievijas vēstnieku, rabīnu, "biznesmeni" Haritonovu, kā arī dažiem šobrīd ietekmīgiem Latvijas baņķieriem. Ansamblis visvairāk atgādina bigbenda modifikāciju — līdz ar ansambļa līderi profesionāli dzied un spēlē 6 veci vīri. Šo ansambli varētu uzskatīt par Pēterburgas vai Krievijas kvintesenci, jo pēc uzvārdiem spriežot ansambli veido cilvēki, kuri varētu būt krievi, ebreji, ukraiņi, čigāni, tatāri. Viņi veido to savdabīgo toņkārtu, ko mēs ar nostalģiskām izjūtām varam saukt par krievu romantismu.
Grūti identificēt Rozenbauma mūziku- viņš ir bards, kas laiku pa laikam kļūst nostalģiski rokenrollisks, brīžiem noslīd līdz kantri, bet parasti dzied to, ko pasaule uzskata par emigrantu mūziku — cilvēkiem ar nostalģiju. Šobrīd- cilvēkiem ar nostalģiju pēc savas jaunības, jo Rozenbauma klausītāji galvenokārt ir cilvēki pusmūžā, kuri visai labprāt atceras savus komjaunatnes gadus, tusiņus, diskotēkas, klaudzošus vilcienus un ģitāras skaņas.
Mazliet fascinēja tas, ka atrados publikā, ko mēs godājam par krievvalodīgajiem — dažādu tautību cilvēki, kuri gājuši krievu skolās un līdz ar Padomju gadiem iesūkuši sevī ilgas pēc kaut kā netverama- tieši tā, ko apdzied Aleksandrs Rozenbaums. Asociācija — man dažreiz kļūst žēl, ka līdz ar Eiropas savienību mums tā kā nedaudz aizvērusies robeža ar Krieviju, jo lielais bērns Krievija paliks viens, niķīgs un neaizsargāts. Nevis mums ir jāraud, ka mēs nodalamies, bet viņiem — Latvija jau ekonomiskajos rādītājos pakāpusies līdz 37. vietai pasaulē, bet Krievija nokritusi līdz 60.vietai. Latvija izmirst vai prombrauc — mums iedzīvotāju skaits ikgadus samazinās, bet Krievijā tas samazinās par trim procentiem gadā. ANO uztraucošāko pasaules prognožu vidū Krievijas izmiršana ievietota otrajā vietā. Un šodien es vēlos, lai latvieši, kas vēl saprot krievu valodu un muziku, ieklausās manā kolēģī Aleksandrā Rozenbaumā:
Šeit ir stāsts — kāpēc nākt pie Uzvaras pieminekļa. Vēl vismaz piecus gadus atpakaļ es mēdzu rakstīt — "latvietis dzer kā krievs". Mums ir savi šabloni. Par krieviem mēs nedomājam kā par Puškina vai Čaikovska tautu, bet gan par tiem, kam Vladimirs Putins ar likumu ir aizliedzis lamāties, līdz ar to saīsinājis krievu valodu par trešdaļu. Es pieļauju, ka šabloniski krievi neko labu nedomā par mums, latviešiem. Bet tā kā rakstu es, tad es protams labprāt rakstu zīmēs iztēlotos piedzērušus, ar ordeņiem nokārtus Uzvaras dienas svinētājus, kuru kultūras līmenis prasītos labāku.
Patiesībā šodien pie Uzvaras pieminekļa krievi vairāk dzer lētu alu no plastmasas kausiņa vai pudeles ("Apinītis" 70), nevis šnabi vai kvasu, ēd no Eiropas tradīcijām aizlienēto fāstfūdu, nevis pelmeņus. Romances nedzied, skan diezgan asa, roķīga vai pat hiphopa mūzika. Un neviens pēc mītiņa nealkst nākamajā dienā braukt uz lielo Dzimteni, bet dodas atpakaļ uz darbu, kur vairāk vai mazāk labi lieto latviešu valodu. Un man nākas atzīt, ka krievu bērni nereti mācās čaklāk, ir vairāk motivēti izaugsmei, un katrā ziņā šobrīd latviešu valodu pārvalda labāk nekā latviešu bērni — krievu. Un kas jāatzīst pēc dažādu skolēnu olimpiāžu rezultātiem- arī angļu valodu krievu bērni zin labāk nekā latvieši. Un tomēr — kādēļ tāda nostalģija — dzied Aleksandrs Rozenbaums.
Это было хорошее время,
Хоть и мало платили врачам...
Я, к несчастью, родился евреем,
К счастью, этого не замечал.
Ни по блату я рос, ни задаром,
Вырастал из советских штиблет,
Попросил раз, и папа гитару
Прикупил аж за девять рублей.
Сушки с маком — весь кайф, до копейки -
Никаких там колес и шприцов,
Подросли — оттянулись портвейном...
Участкового знали в лицо.
Улетал рано утром Гагарин,
Чтоб к обеду легендою стать.
Подтвердил, что Земля наша- шарик,
И сказал, что не видел Христа.
Холод лёд ковал, тепло рожало рыжики,
Строил города один большой завод,
Все подметки рвал, куражился да пыжился,
Только вот, не знаю, для чего.
Шелестели под окнами липы,
Здесь пятно для застройки теперь...
Ни тебе сериалов, ни клипов,
Домофон не уродовал дверь.
Ключ под ковриком- милости просим,
Все воры были наперечет,
Маньякóв останавливал Мосин,
А дураков — комсомольский значок.
На каникулы ездил в столицу,
Прогуляться по ВДНХ...
Перья чистили важные птицы,
А в брюках- ни одного петуха!
Телки сено жевали в загонах,
У быков цепи были в ноздрях,
Всесоюзных лугов чемпионы
Вас поили, кормили, но зря!
Холод лёд ковал, тепло рожало рыжики,
Строил города один большой завод,
Все подметки рвал, куражился да пыжился,
Только вот, не знаю, для чего.
За железной большой занавеской
Мы сидели за общим столом
Было мало свободного места,
Но было много толковых голов.
Устный счет — это так примитивно,
Примитивно с любой стороны,
А калькуляторам альтернативы
Нет сегодня на рынках страны.
В джинсы мир, как в доспехи закован,
Их носил каждый нужный пацан,
"Levi Strauss" — волшебное слово -
Открывало девчонок сердца.
Я так думаю- это неплохо -
Слушать "Леди Мадонна — remix",
Ведь дипломатия- это эпоха,
А Перестройка- истории миг!
Перестроили все, что возможно,
Заодно, все, что было нельзя,
Меч вложили мы в ржавые ножны,
И кулаками теперь нам грозят.
Руки мастерски чистят креветки,
Разучившись держать булаву,
Но покуда есть Саня Поветкин,
Я с надеждой на счастье живу.
Но покуда есть Саня Поветкин,
Я с надеждой на счастье живу!
Es kaut kā nejauši salīdzināju Aleksandru Rozenbaumu ar Vladimiru Visocki. Patiesībā Vladimiru Visocki nedrīkst salīdzināt ne ar vienu uz šīs zemeslodes. Ja Tu vēlies saprast sarkani iekrāsoto 1/6 daļu no zemeslodes, tad Tev jāsaprot Visocka mūzika un dzeja:
Tā ir piemiņa tiem, kas no kara nepārnāca. No bezjēdzīga kara. No kara, ko izraisīja maniaki. No kara, kurā mira vienkārši puiši, kurā tika sagrautas pilsētas, dzīvi sadedzināti bērni, kurā tika veidotas koncentrācijas un Гулагnometnes.
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигают.
Здесь раньше вставала земля на дыбы,
А нынче — гранитные плиты.
Здесь нет ни одной персональной судьбы -
Все судьбы в единую слиты.
А в Вечном огне виден вспыхнувший танк,
Горящие русские хаты,
Горящий Смоленск и горящий рейхстаг,
Горящее сердце солдата.
У братских могил нет заплаканных вдов -
Сюда ходят люди покрепче.
На братских могилах не ставят крестов,
Но разве от этого легче?..
Нас с ним в аду война свела, она друзей не спишет,
Я был герой, рвал удила, он был на много тише,
Сырое небо рвал закат, смерть рядом что-то ела,
Моя душа рвалась в набат, его тихонько пела,
Моя душа рвалась в набат, его тихонько пела.
Мы были разные во всем, цитата, лед да пламень,
Шмелем кипел я под огнем, а он чернел, как камень,
Молчал и только иногда, когда я наезжаю,
Бросал мне: "Парень, ерунда, Господь на уважает",
Бросал мне: "Юра, ерунда, Господь на уважает".
Сидим в горах, вокруг зима, храпит в грязи пехота,
Нам как-то было не до сна и тошно от чего-то,
И разговор мы завели в час злобного затишья,
Куда нас черти завели в конце времен братишка?
Куда нас бесы завели в конце времен братишка?
Ему кричал я: "Посмотри на эти сучьи рожи,
Им все до фанаря, гори, страна в придачу тоже,
Нас завтра снова продадут, пойдем на урожаи...",
А он в ответ: "Брось баламут, Господь нас уважает",
А он в ответ: "Брось баламут, Господь нас уважает".
Все по нулям, уже видна, дыра большого срама,
Живет подачками страна, продавшего все хама,
Их либеральные зады просрали наши флаги,
Ни баб, ни водки, ни еды, лишь темные овраги,
Ни баб, ни водки, не еды, лишь темные овраги.
Я слов уже не нахожу и сильно раздражает,
Меня, его "Терпи, браток, Господь нас уважет",
На кой-такой Господь нам всем, где светлые дороги,
Тут оторвал нас от проблем тяжелый крик тревоги,
Тут оторвал нас от проблем тяжелый крик тревоги.
Очнулись с ним опять вдвоем, мы в белой медсанчасти,
Я помню лишь дверной проем, как нас рвало на части,
Он долго молча умирал, сошел как свет с аллеи,
Я что-то помню он не врал, но рассказать не смею,
Я что-то помню он не врал, но выразить не смею
С тех пор, когда нет на глаток и сильно обижают
Я говорю: "Не ссы браток, Господь нас уважает",
Я говорю: "Не держись браток, Господь нас уважает",
Я говорю: "Пробьемся брат, Господь нас уважает",
Я говорю: "Мы победим, Господь нас уважает".
Un tomēr stāsts par Krieviju, par karu, par uzvaru un par vienkāršu cilvēku nav iedomājams bez Aleksandra Maļiņina dziedātā poručika Gaļicina stāsta:
69 gadus pēc Otrā pasaules kara un jauna kara vēsmās, es vēlos, lai mēs visi ieklausītos šīs dziesmas noslēgumā:
Мелькают Арбатом знакомые лица,
Шальные цыганки заходят в дома.
Все будет прекрасно, поручик Голицын,
За все, тот кто должен, получит сполна.
А где-то ведь рядом проносятся тройки,
Увы, мы не знаем, в чем наша вина.
Поручик Голицын, так будьте же стойки
Корнет Оболенский, налейте вина.
А где-то уж кони проносятся к яру,
Ну что загрустили, мой юный корнет?
А в комнатах наших сидят комиссары,
И девочек наших ведут в кабинет.
Ах русское солнце, великое солнце,
Корабль "Император" застыл, как стрела.
Поручик Голицын, а может вернемся?
Зачем нам, дружище, чужая земля?
Dīvaini — tos divus dižos krievu dziedātājus, ko man dzīvē bijis lemts iepazīt personiski — Bulatu Okudžavu un Aleksandru Roznebaumu kā krievus ir jāuztver plašākā nozīmē — kā krieviskās kultūras pārstāvjus.
Bulatam Okudžavam 9. maijā paliktu 90 gadu. Nepilnus trīsdesmit gadus atpakaļ pēc dziesminieka koncerta Sibīrijas ziemeļos man bija lemts ar viņu sēdēt pie viena galda, tolaik mēs tikai divi vien nepārdzērām. Viņš aizgāja no mums tālajā 1997. gadā, atstājot fantastiskas dziesmas. Nevienam citam krievu dziesminiekam nav bijis pa spēkam tā piespiest mīlēt Krieviju un krievus kā viņam. Es šodien vēlos uzrakstīt labus vārdus visiem maniem draugiem krieviem, un pateikt, ka es lepojos ar to, ka viņus pazīstu. Un es nezinu nevienas citas iespējas, kā to izteikt Bulata Okudžavas vārdiem:
Давайте восклицать,
Друг другом восхищаться,
Высокопарных слов
Не надо опасаться.
Давайте говорить
Друг другу комплименты -
Ведь это всё любви
Счастливые моменты.
Давайте горевать
И плакать откровенно,
То вместе, то поврозь,
А то попеременно.
Не надо придавать
Значения злословью,
Поскольку грусть всегда
Соседствует с любовью.
Давайте понимать
Друг друга с полуслова,
Чтоб, ошибившись раз,
Не ошибиться снова.
Давайте жить, во всём
Друг другу потакая,
Тем более, что жизнь
Короткая такая...
Un tomēr — 9. maijā mums ir ne tikai Bulata Okudžavas 90. dzimšanas diena, bet arī Uzvaras diena. 9. maija svētkiem krievu tradīcijās liela nozīme ir ne tikai nacionālajā identitātē, kas ļauj svinēt vispārnacionālus svētkus, bet caur kara upuriem Krievijā leģitimizēt vertikālu valsts vadību, komandējošu vadības hierarhiju, mistifitētu sociālo struktūru. Otrais pasaules karš un uzvara tajā ir pamatojums centralizētai varai, nesamērīgi lieliem Krievijas bruņotiem spēkiem un Krievijas specdienestiem, pēdējie tiek izmantoti galvenokārt esošās varas stiprināšanai.
Bez tam Krievijā Uzvaras svētki ir ne tikai būtiski varai, lai varas vertikāli stiprinātu, bet arī tautai, lai gūtu attaisnojumu šādai nedemokrātiskai struktūrai. Savukārt aiz Krievijas robežām Uzvaras svētki ir būtiskākais tradicionālais vienojošais elements ar etnisko dzimteni. Man kā latvietim tas ir savādāk- mans krusttēvs latviešu divīzijā karoja padomju pusē, bet trīs viņa brālēni- leģionā. Man karš ir traģēdija, kas nostādīja latvieti pret latvieti, kas vienkārši nogalināja cilvēkus. Vienīgais kara attaisnojums ir nepieļaut jaunus karus. Un ja nu man dzīvē ir bijis lemts pazīt Bulatu Okudžavu, tad es visus lūdzu ieklausīties vārdos, ko viņš — frontinieks, Soldžeņicina domubiedrs un vienkārši godīgs cilvēks teica par kara noslēgumu- karš ir beidzies, ņem šineli, ejam mājās:
А мы с тобой, брат, из пехоты,
А летом лучше, чем зимой,
С войной покончили мы счеты —
Бери шинель, пошли домой!
Война нас гнула и косила,
Пришел конец и ей самой.
Четыре года мать без сына —
Бери шинель, пошли домой!
К золе и к пеплу наших улиц
Опять, опять, товарищ мой,
Скворцы пропавшие вернулись —
Бери шинель, пошли домой!
А ты с закрытыми очами
Спишь под фанерною звездой.
Вставай, вставай, однополчанин,—
Бери шинель, пошли домой!
Что я скажу твоим домашним,
Как встану я перед вдовой?
Неужто клясться днем вчерашним —
Бери шинель, пошли домой!
Мы все — войны шальные дети,
И генерал, и рядовой,
Опять весна на белом свете —
Бери шинель, пошли домой!
Es šo dziesmu esmu gatavs dziedāt kopā ar tiem tūkstošiem krievu, kas nāk pie Uzvaras pieminekļa 9.maijā. Atkal pavasaris baltajā pasaulē, ņem šineli, ejam mājās. Uzvaras diena ir kļuvusi par vienīgajiem Krievijas leģitimizācijas svētkiem, jo Krievijas Neatkarības dienu (12. jūnijs) atcerēties spēj mazāk par 5% iedzīvotāju, bet Lielās Oktobra sociālistiskās revolūcijas gadadienas atzīmēšanai pieklusuši pat visrūdītākie komunisti.
Krievu tradīcijā 9. maijā apvienojās meteņi (Масленница), Lieldienas (Пасха) un Vasarassvētki (Пятидесятница троица), nācās dzert pa trim, nest uz kapiņiem olas, maizi, sāli un šņabi (īpaši jau uz Otrā pasaules kara brāļu kapiem), labi ģērbties un greznoties (kaut ar lentītēm) un iet tautas staigāšanā (Народное гуляние) uz ciema (pilsētas) nozīmīgāko ielu vai laukumu. Tiesa, šai teorijai ir oponenti, kas apgalvo, ka meteņu tradīcijas pārmantotas 8. marta svinībās.
Bet tieši 8. martā šogad citos kara laukos 83 gadu vecumā devās Krievijas Tautas aktieris Anatolijs Kuzņecovs, kurš pazīstams kā sarkanarmieša Suhova atveidotājs filmā "Baltā tuksneša saule" (režisors Vladimirs Motiļs), filmā, kas kļuva par šedevru, kas ir visu laiku skatītākā Krievijas kara filma un pat atzīta par krievu mīļāko filmu. Vairākas frāzes no filmas nokļuvušas krievu valodas izteicienu zelta fondā: "Восток — дело тонкое" (Austrumi ir smalka lieta) un "Мне за державу обидно!" (Man par lielvalsti žēl!) Bet 9. maija svētkiem visvairāk atbilst I. Švarca un B. Okudžavas dziesma no šīs filmas " Ваше благородие, госпожа удача":
Ваше благородие, госпожа Разлука,
Мы с тобой родня давно — вот какая штука.
Письмецо в конверте погоди, не рви!
Hе везет мне в смерти — повезет в любви.
Ваше благородие, госпожа Чужбина,
Жарко обнимала ты, да только не любила.
В ласковые сети постой, не лови.
Hе везет мне в смерти — повезет в любви.
Ваше благородие, госпожа Удача,
Для кого ты добрая, а кому — иначе.
Девять граммов в сердце — постой, не зови.
Hе везет мне в смерти — повезет в любви.
Ваше благородие, госпожа Победа!
Значит, моя песенка до конца не спета.
Перестаньте, черти, клясться на крови!
Hе везет мне в смерти — повезет в любви.
Man gribas palielīties ar faktu, ka pazīstu vēl kādu krievu dziesminieku- Pēterburgas ārstu Aleksandru Rozenbaumu, kas jau gadiem koncertē uz Krievijas un visas pasaules skatuvēm, pakļaujot publiku ar atraisītību uz skatuves un balss tembru, kas dažbrīd sit pāri pašu Vladimiru Visocki. Savulaik viņam uzstājoties Rīgā uz Kongresu nama skatuves biju nosēdies vienā rindā ar toreizējo Krievijas vēstnieku, rabīnu, "biznesmeni" Haritonovu, kā arī dažiem šobrīd ietekmīgiem Latvijas baņķieriem. Ansamblis visvairāk atgādina bigbenda modifikāciju — līdz ar ansambļa līderi profesionāli dzied un spēlē 6 veci vīri. Šo ansambli varētu uzskatīt par Pēterburgas vai Krievijas kvintesenci, jo pēc uzvārdiem spriežot ansambli veido cilvēki, kuri varētu būt krievi, ebreji, ukraiņi, čigāni, tatāri. Viņi veido to savdabīgo toņkārtu, ko mēs ar nostalģiskām izjūtām varam saukt par krievu romantismu.
Grūti identificēt Rozenbauma mūziku- viņš ir bards, kas laiku pa laikam kļūst nostalģiski rokenrollisks, brīžiem noslīd līdz kantri, bet parasti dzied to, ko pasaule uzskata par emigrantu mūziku — cilvēkiem ar nostalģiju. Šobrīd- cilvēkiem ar nostalģiju pēc savas jaunības, jo Rozenbauma klausītāji galvenokārt ir cilvēki pusmūžā, kuri visai labprāt atceras savus komjaunatnes gadus, tusiņus, diskotēkas, klaudzošus vilcienus un ģitāras skaņas.
Mazliet fascinēja tas, ka atrados publikā, ko mēs godājam par krievvalodīgajiem — dažādu tautību cilvēki, kuri gājuši krievu skolās un līdz ar Padomju gadiem iesūkuši sevī ilgas pēc kaut kā netverama- tieši tā, ko apdzied Aleksandrs Rozenbaums. Asociācija — man dažreiz kļūst žēl, ka līdz ar Eiropas savienību mums tā kā nedaudz aizvērusies robeža ar Krieviju, jo lielais bērns Krievija paliks viens, niķīgs un neaizsargāts. Nevis mums ir jāraud, ka mēs nodalamies, bet viņiem — Latvija jau ekonomiskajos rādītājos pakāpusies līdz 37. vietai pasaulē, bet Krievija nokritusi līdz 60.vietai. Latvija izmirst vai prombrauc — mums iedzīvotāju skaits ikgadus samazinās, bet Krievijā tas samazinās par trim procentiem gadā. ANO uztraucošāko pasaules prognožu vidū Krievijas izmiršana ievietota otrajā vietā. Un šodien es vēlos, lai latvieši, kas vēl saprot krievu valodu un muziku, ieklausās manā kolēģī Aleksandrā Rozenbaumā:
Šeit ir stāsts — kāpēc nākt pie Uzvaras pieminekļa. Vēl vismaz piecus gadus atpakaļ es mēdzu rakstīt — "latvietis dzer kā krievs". Mums ir savi šabloni. Par krieviem mēs nedomājam kā par Puškina vai Čaikovska tautu, bet gan par tiem, kam Vladimirs Putins ar likumu ir aizliedzis lamāties, līdz ar to saīsinājis krievu valodu par trešdaļu. Es pieļauju, ka šabloniski krievi neko labu nedomā par mums, latviešiem. Bet tā kā rakstu es, tad es protams labprāt rakstu zīmēs iztēlotos piedzērušus, ar ordeņiem nokārtus Uzvaras dienas svinētājus, kuru kultūras līmenis prasītos labāku.
Patiesībā šodien pie Uzvaras pieminekļa krievi vairāk dzer lētu alu no plastmasas kausiņa vai pudeles ("Apinītis" 70), nevis šnabi vai kvasu, ēd no Eiropas tradīcijām aizlienēto fāstfūdu, nevis pelmeņus. Romances nedzied, skan diezgan asa, roķīga vai pat hiphopa mūzika. Un neviens pēc mītiņa nealkst nākamajā dienā braukt uz lielo Dzimteni, bet dodas atpakaļ uz darbu, kur vairāk vai mazāk labi lieto latviešu valodu. Un man nākas atzīt, ka krievu bērni nereti mācās čaklāk, ir vairāk motivēti izaugsmei, un katrā ziņā šobrīd latviešu valodu pārvalda labāk nekā latviešu bērni — krievu. Un kas jāatzīst pēc dažādu skolēnu olimpiāžu rezultātiem- arī angļu valodu krievu bērni zin labāk nekā latvieši. Un tomēr — kādēļ tāda nostalģija — dzied Aleksandrs Rozenbaums.
Это было хорошее время,
Хоть и мало платили врачам...
Я, к несчастью, родился евреем,
К счастью, этого не замечал.
Ни по блату я рос, ни задаром,
Вырастал из советских штиблет,
Попросил раз, и папа гитару
Прикупил аж за девять рублей.
Сушки с маком — весь кайф, до копейки -
Никаких там колес и шприцов,
Подросли — оттянулись портвейном...
Участкового знали в лицо.
Улетал рано утром Гагарин,
Чтоб к обеду легендою стать.
Подтвердил, что Земля наша- шарик,
И сказал, что не видел Христа.
Холод лёд ковал, тепло рожало рыжики,
Строил города один большой завод,
Все подметки рвал, куражился да пыжился,
Только вот, не знаю, для чего.
Шелестели под окнами липы,
Здесь пятно для застройки теперь...
Ни тебе сериалов, ни клипов,
Домофон не уродовал дверь.
Ключ под ковриком- милости просим,
Все воры были наперечет,
Маньякóв останавливал Мосин,
А дураков — комсомольский значок.
На каникулы ездил в столицу,
Прогуляться по ВДНХ...
Перья чистили важные птицы,
А в брюках- ни одного петуха!
Телки сено жевали в загонах,
У быков цепи были в ноздрях,
Всесоюзных лугов чемпионы
Вас поили, кормили, но зря!
Холод лёд ковал, тепло рожало рыжики,
Строил города один большой завод,
Все подметки рвал, куражился да пыжился,
Только вот, не знаю, для чего.
За железной большой занавеской
Мы сидели за общим столом
Было мало свободного места,
Но было много толковых голов.
Устный счет — это так примитивно,
Примитивно с любой стороны,
А калькуляторам альтернативы
Нет сегодня на рынках страны.
В джинсы мир, как в доспехи закован,
Их носил каждый нужный пацан,
"Levi Strauss" — волшебное слово -
Открывало девчонок сердца.
Я так думаю- это неплохо -
Слушать "Леди Мадонна — remix",
Ведь дипломатия- это эпоха,
А Перестройка- истории миг!
Перестроили все, что возможно,
Заодно, все, что было нельзя,
Меч вложили мы в ржавые ножны,
И кулаками теперь нам грозят.
Руки мастерски чистят креветки,
Разучившись держать булаву,
Но покуда есть Саня Поветкин,
Я с надеждой на счастье живу.
Но покуда есть Саня Поветкин,
Я с надеждой на счастье живу!
Es kaut kā nejauši salīdzināju Aleksandru Rozenbaumu ar Vladimiru Visocki. Patiesībā Vladimiru Visocki nedrīkst salīdzināt ne ar vienu uz šīs zemeslodes. Ja Tu vēlies saprast sarkani iekrāsoto 1/6 daļu no zemeslodes, tad Tev jāsaprot Visocka mūzika un dzeja:
Tā ir piemiņa tiem, kas no kara nepārnāca. No bezjēdzīga kara. No kara, ko izraisīja maniaki. No kara, kurā mira vienkārši puiši, kurā tika sagrautas pilsētas, dzīvi sadedzināti bērni, kurā tika veidotas koncentrācijas un Гулагnometnes.
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигают.
Здесь раньше вставала земля на дыбы,
А нынче — гранитные плиты.
Здесь нет ни одной персональной судьбы -
Все судьбы в единую слиты.
А в Вечном огне виден вспыхнувший танк,
Горящие русские хаты,
Горящий Смоленск и горящий рейхстаг,
Горящее сердце солдата.
У братских могил нет заплаканных вдов -
Сюда ходят люди покрепче.
На братских могилах не ставят крестов,
Но разве от этого легче?..
Нас с ним в аду война свела, она друзей не спишет,
Я был герой, рвал удила, он был на много тише,
Сырое небо рвал закат, смерть рядом что-то ела,
Моя душа рвалась в набат, его тихонько пела,
Моя душа рвалась в набат, его тихонько пела.
Мы были разные во всем, цитата, лед да пламень,
Шмелем кипел я под огнем, а он чернел, как камень,
Молчал и только иногда, когда я наезжаю,
Бросал мне: "Парень, ерунда, Господь на уважает",
Бросал мне: "Юра, ерунда, Господь на уважает".
Сидим в горах, вокруг зима, храпит в грязи пехота,
Нам как-то было не до сна и тошно от чего-то,
И разговор мы завели в час злобного затишья,
Куда нас черти завели в конце времен братишка?
Куда нас бесы завели в конце времен братишка?
Ему кричал я: "Посмотри на эти сучьи рожи,
Им все до фанаря, гори, страна в придачу тоже,
Нас завтра снова продадут, пойдем на урожаи...",
А он в ответ: "Брось баламут, Господь нас уважает",
А он в ответ: "Брось баламут, Господь нас уважает".
Все по нулям, уже видна, дыра большого срама,
Живет подачками страна, продавшего все хама,
Их либеральные зады просрали наши флаги,
Ни баб, ни водки, ни еды, лишь темные овраги,
Ни баб, ни водки, не еды, лишь темные овраги.
Я слов уже не нахожу и сильно раздражает,
Меня, его "Терпи, браток, Господь нас уважет",
На кой-такой Господь нам всем, где светлые дороги,
Тут оторвал нас от проблем тяжелый крик тревоги,
Тут оторвал нас от проблем тяжелый крик тревоги.
Очнулись с ним опять вдвоем, мы в белой медсанчасти,
Я помню лишь дверной проем, как нас рвало на части,
Он долго молча умирал, сошел как свет с аллеи,
Я что-то помню он не врал, но рассказать не смею,
Я что-то помню он не врал, но выразить не смею
С тех пор, когда нет на глаток и сильно обижают
Я говорю: "Не ссы браток, Господь нас уважает",
Я говорю: "Не держись браток, Господь нас уважает",
Я говорю: "Пробьемся брат, Господь нас уважает",
Я говорю: "Мы победим, Господь нас уважает".
Un tomēr stāsts par Krieviju, par karu, par uzvaru un par vienkāršu cilvēku nav iedomājams bez Aleksandra Maļiņina dziedātā poručika Gaļicina stāsta:
69 gadus pēc Otrā pasaules kara un jauna kara vēsmās, es vēlos, lai mēs visi ieklausītos šīs dziesmas noslēgumā:
Мелькают Арбатом знакомые лица,
Шальные цыганки заходят в дома.
Все будет прекрасно, поручик Голицын,
За все, тот кто должен, получит сполна.
А где-то ведь рядом проносятся тройки,
Увы, мы не знаем, в чем наша вина.
Поручик Голицын, так будьте же стойки
Корнет Оболенский, налейте вина.
А где-то уж кони проносятся к яру,
Ну что загрустили, мой юный корнет?
А в комнатах наших сидят комиссары,
И девочек наших ведут в кабинет.
Ах русское солнце, великое солнце,
Корабль "Император" застыл, как стрела.
Поручик Голицын, а может вернемся?
Зачем нам, дружище, чужая земля?
Diskusija
Papildus tēmai
Papildus tēmai
Валерий Бухвалов
Доктор педагогики
Gaidītie un pēkšņie notikumi
1941. gada 22. jūnijs
Виктор Гущин
Историк
Trīs Vasilija Kononova kari
Un pēdējais vēl arvien nav beidzies…
Петерис Апинис
Врач
Ārsta skats uz karu
Kuram mēs neesam gatavi
Sanita Upleja
Gadu domas
Pārdomas ne tikai par vienu gadu vien